Я закончила читать. Моя рука, которую все еще сводило от боли, упала, листы рукописи рассыпались. Аплодисментов я не услышала, никакой явной реакции от фейри не последовало, и не только от них. Было такое ощущение, что я выступала в зале, полном холодных мраморных статуй. Меня провели сквозь заросли, и я присоединилась к другим обитателям «Мелеты». Снова мне показалось, что я нахожусь в двух мирах одновременно, и лесной пейзаж, мелькая, сменяется эстрадой.
Мне не хотелось быть там.
Хотелось уйти отсюда, пойти домой, куда угодно, где никто бы не видел, как я дрожу. Куда-то, где во рту не стоял бы привкус пепла, где я могла бы взять себя в руки. В ногах отдавался каждый удар сердца, и левый край страниц рукописи был запачкан кровью от бумажных порезов.
С этого места я могла видеть, как другие участники представляли свои работы. Меня била нервная дрожь, подташнивало от волнения и одновременно – от облегчения. Сколько же здесь было талантов! Игра пианиста напоминала бушующий ураган. Еще один литератор – поэт – прочел стихи, написанные секстинами. Слушая его, я наконец немного воспрянула духом, так как явно превосходила его. Техника была эффектной, но души там было мало.
В тот момент я поняла, почему не было никакой реакции на мое выступление. Я тоже не могла аплодировать или издавать восторженные возгласы. Не могла ни плакать, ни ахать от восхищения. Все мои эмоции, весь мой восторг были буквально высосаны из меня, отняты именно в те моменты, когда проявлялись особенно сильно.
Я поняла, что в мире фейри всегда так. Это были лишь предвестники того, что будет с происходить с избранным все следующие семь лет. Мои чувства и переживания больше не будут принадлежать мне.
А потом танцевала Марин. Это была вариация Мирты из балета «Жизель». Головокружительные прыжки, холодная властность и скорбь разбитого сердца, от которых захватывало дух. Повелительница виллис, умерших до свадьбы невест, призраками бродящих по лесу и заманивающих молодых людей, чтобы закружить их в танце до смерти в отместку за то, что когда-то были преданы своими возлюбленными.
От нее веяло соблазном и непреклонностью. Марин танцевала так, как никогда в жизни.
Не знаю, о чем она думала, когда танцевала. Какие воспоминания она переживала вновь, какие чары пыталась разрушить. Когда танец подошел к концу, лицо ее было залито слезами, но все движения, от изгиба стопы до положения рук, были совершенны. Это было высочайшее искусство.
Музыка смолкла, и наступила тишина, такая же, как и после выступления всех остальных. Я не могла подняться и выразить свой восторг, не могла аплодировать, не могла даже плакать.
Затем раздался тихий звон, и серебряные песочные часы сорвались с цепочек. У всех присутствующих.
Кроме Марин.
Глава 26
Я была не в состоянии заснуть. Меня мутило, и я беспрестанно ходила по комнате на распухших кровоточащих ногах.
Я потерпела поражение.
Подвела всех. Гэвина, Марин, саму себя. Казалось, я вложила в свой труд всю себя, но этого оказалось недостаточно. Я не смогла собраться, ведь моя воля, моя вера в себя оказались подорваны моим несчастным прошлым.
Прошлым ли? Может, были и другие причины? В конце концов, я так и не нашла разумного объяснения своему провалу. Никакой реакции от фейри, никаких слов от наставников. Никаких благодарностей и пожеланий удачи с пояснениями, что просто на сей раз им нужно было нечто другое, но в будущем они надеются увидеть мои новые работы.
Мы просто остались одни в лесу, полном болезненной гулкой тишины, и были вынуждены сами выбираться из чащи.
Теперь Марин придется отправиться в мир фейри, и есть вероятность, что она никогда оттуда не вернется. Наибольшее, на что я могла надеяться, это на то, что ей удастся вернуться через семь лет, и что она останется собой. Но никакой уверенности в этом не было, никто не давал, и не мог дать, никаких обещаний на этот счет.
Я разрушила наши отношения, заставила ее думать, что не люблю и не поддерживаю ее, что все полные яда слова матери, которые она ей нашептывала, были правдой, и я, в конце концов, действительно ее подвела.
Спотыкаясь, я еле доковыляла до ванной, где меня долго рвало, пока в желудке не осталось ничего, кроме желчи. Я стояла там, трясясь всем телом, пытаясь смыть следы рвоты с лица и рук, избавиться от привкуса поражения во рту. А потом побрела вниз, чтобы заварить чай.
Преодолевая три пролета лестницы, я еле передвигала ноги.
В кухне все еще горел свет. Я надеялась, что застану там Марин. Мне так не хватало сестры! Может быть сейчас, когда мое обещание Гэвину уже не имело значения, я смогу каким-то образом упросить ее простить меня.
– Елена?! – воскликнула я, не поняв сразу, что вижу. На полу посреди осколков разбитой кружки в луже какой-то жидкости распростерлась безжизненная фигура с ярко-розовыми волосами. В кухне стоял стойкий запах роз и тлена. И до меня наконец дошло.
– Елена. – Я приложила пальцы к ее шее, нащупала пульс. Сердце еще билось. Она была холодная и влажная, на губах застыли следы рвоты. Запах увядающих цветов был невыносим.
– Помогите! – закричала я что было мочи, кляня себя за то, что оставила мобильный заряжаться в своей комнате. – Помогите!
Ариэль вбежала в кухню.
– Что случилось? О боже!..
– Быстрее звони в службу безопасности кампуса. Нужно немедленно отвезти ее в больницу.
Елена судорожно вздохнула и захрипела. Я в растерянности, не зная, что делать, держала ее за руку и лишь повторяла:
– Елена, только держись. Пожалуйста, держись. Мы уже вызвали помощь.
– Имоджен, все… о, нет! – На пороге появилась Марин, за ее спиной стоял Гэвин.
– Она выпила какую-то гадость. Не знаю, что это такое. Ариэль сейчас вызовет «Скорую помощь».
– Врачи ей не помогут, – сказал Гэвин, опускаясь на колени рядом с Еленой. – Растения, которые она использовала… Она принесла их с собой из мира фейри.
Ариэль опустила телефон.
– Ты можешь что-то сделать?
– Не знаю.
– Попытайся, – попросила Марин. – Умоляю!
– Кто-нибудь, держите ее крепче.
Я положила голову Елены на колени и держала ее за плечи. Она была такой холодной! Гэвин понюхал осколок кружки, макнул палец в жидкость на полу и попробовал ее на вкус. Обаяние и блеск вмиг слетели с него, глаза почернели, наполнившись тьмой, корона с оленьими рогами появилась на голове. В его облике сейчас не было ничего человеческого. Казалось, воздух в комнате потрескивает, пронизанный электричеством.
Гэвин произнес незнакомое слово, резкое и острое, как кинжал. Заклинание молнией прорезало воздух, и Елена забилась в конвульсиях. Я изо всех сил прижимала ее плечи, стараясь удержать, а ее каблуки стучали об пол.
Гэвин заговорил
