– Вот почему Дженет вас ненавидит, – сказала я. – Ей так хотелось, чтобы вы ее спасли.
– Вы угадали. А у меня не было ни малейшего намерения это делать. Я только что вернулся в мир людей, и даже если бы я любил ее, то все равно не пошел бы на такой риск. Волшебная страна вовсе не такое уж райское место для обычного человека, жизнь там в течение семи лет равноценна тюремному заключению, и уж никак не похожа на каникулы. У меня просто не хватило бы на это сил, да я и не любил ее никогда.
– Имоджен, ты не можешь так поступить, – твердо сказала Марин. – Это слишком опасно.
– Не более опасно, чем то, на что ты сейчас подписываешься.
– Ты исходишь из того, что я хочу, чтобы меня спасли. Но это не так. И ты не имеешь права принимать решения за меня.
– Марин, я…
– Нет. Это не подлежит обсуждению. Я сама этого хочу. Я твердо намерена туда отправиться, и я это сделаю. Единственное, о чем тебе следует подумать, это поддерживаешь ты меня или нет. Мне бы хотелось заручиться твоей поддержкой, но если даже ты против, Имоджен, я все равно не изменю своего решения.
В тот момент я совершила отчаянную попытку все объяснить. Я пыталась заставить себя произнести нужные слова, рассказать об опасности, о которой поведал мне Гэвин. Что речь идет не о том, чтобы воспрепятствовать осуществлению ее желания, а о том, чтобы спасти ее от смерти.
Я честно пыталась это сделать, но не могла произнести ни слова. Магия обвила мое горло, словно хищная лиана, сковала язык, пресекая любые попытки заговорить, поэтому мне оставалось лишь молчать.
– Мне пора идти, – сказала Марин, и я не могла остановить ее.
– Я собирался поговорить с Марин об этом после церемонии отбора, – сказал Гэвин. – Правила, лежащие в основе договора, предусматривают такую возможность. Но потом произошло это несчастье с Еленой.
Солнечные лучи просачивались сквозь быстро несущиеся по небу облака, ветер играл прядками моих волос, стянутых в хвост перед пробежкой. Мне удалось избегать печальных мыслей все пять миль, которые я пробежала, но не успела я вернуться, как обнаружила на пороге нашего дома Гэвина, который был живым напоминанием о них. Вот и замечательно. Этот разговор все равно был неизбежен.
– Ты собирался с ней поговорить? Да неужели? Когда я пыталась это сделать, у меня не вышло! Ты забрал мой голос, Гэвин. – Мои руки невольно сжались в кулаки.
– Да. Я должен был быть уверен, что ты не сделаешь попытки все ей рассказать. И я сделаю это снова, если понадобится.
– Сними заклятие. Немедленно. Ты не имеешь права так поступать!
– Может быть. Но когда ты узнаешь правду, уже не понадобится магия, чтобы принуждать тебя к молчанию. Ты сама предпочтешь ничего не говорить.
Он раскрыл сжатый кулак левой руки и произнес слово на странном языке. Я почувствовала, словно на шее лопнула цепочка, и нечто, сковывавшее мое горло, ослабевает и уходит. Я тяжело сглотнула.
– Объясни, что ты имеешь в виду.
– Конечно. Томас прав, говоря, что заклятие, скрепляющее договор между фейри и людьми, может быть разрушено, и я должен сообщить Марин, что она может попросить кого-нибудь сделать это, рискуя жизнью ради нее. Правда, не называя истинных причин, по которым ей стоит это сделать.
– Я и не сомневалась. Потому что в противном случае будет считаться, что ты оказываешь на нее давление. Или какое еще хитрое слово можно придумать, чтобы помешать тебе сделать хоть что-то, что может спасти ее.
– Имоджен, я…
– Прости. Я все понимаю. Легко тебе говорить, ведь это меня, а не тебя она ненавидит. Ладно, проехали. Лучше расскажи мне, как это работает. Томас сказал, что шансы на успех невелики.
– Мир фейри существуют гораздо дольше, чем «Мелета», и договор с людьми всегда был неотъемлемой частью нашего существования. Возможно, каждую сотню лет, кто-нибудь да пытался разрушить магию, на которой он зиждется. Спасти отца своего ребенка, или просто совершить подвиг из романтических побуждений. И за все время я могу вспомнить только два случая, когда это удалось.
– Ну что ж, – произнесла я. – По крайней мере, я теперь знаю, что это не так уж невозможно.
– Имоджен, я мог бы рассказать Марин об этом, потому что это моя обязанность. Потому что договор незыблем, и я не в силах изменить его. Но я не имею права просить тебя прервать ритуал, и мне придется убедить ее не упоминать при тебе об этой возможности. Риск слишком велик, и Марин никогда мне не простит, если ты погибнешь. Но я сделаю все, что смогу, чтобы сохранить ей жизнь и отправить к тебе, как только срок закончится.
Все, что он сможет… Значит, ничего. Все, что он сможет сделать, это заставить розы цвести на ее могилке, когда будет уже поздно. Или уронить во время танца в студии, травмируя и себя при этом.
– Как ни странно, я не думаю, что ты любишь ее меньше, чем пару месяцев назад, когда просил меня о помощи, так что, прости, что не верю в твое всесилие. Впрочем, ты можешь мне помочь. Можешь дать какую-нибудь подсказку. Объяснить, почему это так опасно, и кому, и каким образом удалось разрушить чары раньше.
Его лицо скривилось, он судорожно сглотнул.
– Не могу. По крайней мере, напрямую. Одно могу сказать, фейри страдают, если договор не выполняется, и они лишаются того, кто был избран, поэтому все, что с этим связано, тоже может разрушиться. Старые сказки иногда недалеки от истины, и не всегда фейри приходится красть человеческого ребенка, чтобы оставить подменыша[24]. Порой люди сами охотно на это идут.
Ничего не скажешь, просто замечательная подсказка. Все предельно ясно и, главное, очень полезно.
– Скажи, что-нибудь изменилось? Ты считаешь по-прежнему, что Марин может не пережить эти семь лет?
Он открыл было рот, чтобы сказать что-то, но закрыл его снова.
– Ладно, не бери в голову, – сказала я. – Я прекрасно понимаю, что ты пытаешься найти способ отговорить меня, и при этом не соврать. Но я все же попытаюсь. Она моя сестра. Мне придется все ей рассказать.
– Есть еще кое-что важное, – сказал Гэвин. – Магия требует, чтобы соблюдалось равновесие. Если ты сможешь удержать ее здесь, ты получишь все, что положено по договору. Успех, славу. Все предназначенное ей вознаграждение достанется
