– И по службе, – усмехаюсь я.
Мэтр – улыбается. Нас – двое. И я не верю, что Пёс не знает, чей агент Лиск. У них тут – опять – жаркий и страстный консенсус. Взаимовыгодное поимение друг друга. Мэтр и его патроны получают высокопоставленный источник данных, Пёс и его патроны – прорывные медицинские технологии, уникальное оборудование и источник влияния на конкурентов. Канал сливания дезинформации и управление её дозированием, красноречивыми умолчаниями. Всем хорошо.
А мне? Мне это – хорошо? Будем посмотреть.
А пока раскланиваюсь с мэтром, под заверения в вечной и преданной дружбе, взаимовыгодном сотрудничестве и любви. Между народами.
Уже на выходе оборачиваюсь:
– Мэтр, а как ты спасся? – спрашиваю я. – Притом что это оборудование стало уникальным? То, что было на Базе Сопротивления, – уничтожено?
– Да, Вадим, – кивает, вздыхая, мэтр, – уничтожено. С частью моих сотрудников, к сожалению. Как я спасся? Ко мне пришёл Пёс…
– И сделал предложение, от которого ты не смог отказаться? – усмехнулся я.
– Да, так и было, – кивнул мэтр, – к сожалению, не все мои коллеги поняли, что открытому игроку отказывать нельзя.
– Кому? – удивился я.
– Звёздному Псу, – как ни в чём не бывало ответил Лиск. А глаза – лисьи. Ещё раз – спасибо!
– Сколько после этого оставалось до подвига Кнеса? – спрашиваю я.
– Четверть часа. Мы едва не разбились о центр.
Киваю, ухожу. Нет, Пёс не предал диких. Он просто заботится о своих капиталовложениях. И ходил, где хотел и когда хотел. По обе стороны фронта. Хитёр! Уважаю! И боюсь – ещё больше!
А оговорку старого Лиса – запомню. Самый крупный владелец акций «Затмения» как раз носил этот псевдоним. Потому как помню, что я – его капиталовложение. И мне ещё предстоит его забота.
Но ловок! Ох, и ловок! Взять себе псевдоним, несущий смысловую нагрузку нашего «неизвестный», «безымянный владелец», «мистер Х», «инкогнито», «рэндом», «случайный выбор», «джокер», «тёмная карта». Самый крупный держатель акций любой крупной корпорации – безымянный мелкий собственник, владеющий от одной акции до нескольких процентов акций, обычно равнодушный к оперативному управлению компанией, но способный, часто – непредсказуемо и фатально для совета директоров – изменить стратегию управления и развития компании. И только их общая совокупность, неуправляемая, безликая, непредсказуемая, и называется – «открытые игроки». Типичный джокер. Дикая карта.
Взять себе это имя, присвоить его себе, заставить всех писать его с заглавных букв, но – оставаться инкогнито – ловко. Очень ловко. Кто такой Джокер? Все знают, кто такой Джокер. И никто не знает, кто именно Джокер. В данном случае – открытый игрок. Он – есть. Он – владеет «Затмением». Но его как бы и нет. Ловко. Мне понравилось.
Глава 2
ВадимМеня ждут. Все здесь – Никита, Стас… Тьфу, гладь! Ваня, Асара (соврал Лиск!), Эхр, Валан, высокомерный Верж. И… Рата!
Забыв обо всём – подлетаю, обнимаю, вдыхаю её запах:
– Жива! – тихо шепчу.
Подняв её, уткнулся ей в ключицу носом, пряча от всех своё лицо в её волосах, чувствуя, как она дрожит всем телом. Не могу надышаться ею.
– Жива! – шепчу я. Дышать тяжело от кома в горле. Глаза – щиплет.
Друзья хлопают меня по спине и плечам. Ничего не говорят. Краем глаза вижу морду Вержа, лишь на мгновение переставшую быть покер-фейсом. Он – рад. Надеюсь, искренне. Он – нормальный мужик, хоть и чёрствый, как кирпич силикатный.
И всей развесёлой компанией идём до транспорта. Только вот лететь нам некуда. Стира – мёртвая планета. Ещё и разрушенная войной.
Но оказалось, что Стира – скалистая пустыня, полная людей. Летаем над муравейниками бесконечных строек.
Верж, когда остались только мы и Асара за управлением, потерял свою ледяную маску лица. Это мне – польстило. Я для него – свой. Его уровня человек. К чему я это? Ах да – Верж лично рассказывал мне происходящие с планетой изменения. Потому как я дольше остальных провалялся у мэтра, остальные уже были в порядке, живы-здоровы и «в теме».
А теперь я перескажу. Города Портовый больше не будет. После разбора завалов это будет мемориальный парк! Парк! На мёртвой планете! Все погибшие – уже перерабатываются…
Снова мутит. А всё эта их «биомасса». Закусились мы не на шутку. До брёха! Потому как я похудел от той обыденности, с которой мне поведали, что все погибшие пошли на переработку. Ну да, не видел я на Стире кладбищ и погостов. Но думал, крематории (которых я тоже не встречал) тому причина. А вот как раз это предположение повергло в шок всех местных. Потому как цитирую: «Биологически перестроенная, живая биомасса – величайшая ценность!» Вот так вот! Живые – мусор! Мертвые – величайшая ценность!
Гладь! До сих пор в шоке! В шоке, говорю, гля!
Потому как, цитирую, «живое – лишь от живого». А когда сказали, что та протеиновая бурда, какую мы жрали во время «войны», таким же образом получена – меня вырвало. Благо все ловкие – увернулись.
И после этого все эти экскурсии мне стали глубоко фиолетовы. Захотелось нажраться. До синих чёртиков. До поросячьего визга, до белого шума в мозгах. И не мне одному. Сели в чистом поле – на пустом пляже почти в сотне километров от ближайшего «муравейника».
И как дали по печени! До того состояния, когда мне всё стало – глубоко фиолетово.
Всё, кроме цвета глаз и запаха Раты.
И полночи объяснялись с ней, и – друг с другом, при свете равнодушного и буйного газового гиганта над головой. Объяснялись без слов. Даже без связи, установленной между нашими нейроинтерфейсами. Объяснялись – зримо и тактильно. Кто знает, как это – когда любые слова лишние, поймёт.
Проснулся я довольно быстро. Или – рано. Судя по хронометру моего нейроинтерфейса – через два с четвертью часа. Проснулся, потому как выспался. Так вот почему Ваня вечно бодр и до тошноты бдителен! Я отрубаюсь – он ещё не спит. Я просыпаюсь – он уже не спит. Успевает выспаться, когда я ещё до фазы глубокого сна не добрался!
Да, ещё я проснулся – трезвым. Совсем трезвым. И без похмелья. Беда! Так законченным язвенником-трезвенником станешь! Зачем пить, если так быстро трезвеешь?
Накрыл Рату серебристым покрывалом. Судя по данным Сети, вновь заработавшей почти всюду (где не были уничтожены ретрансляторы), – лето заканчивается. Скоро – зима. Судя по той же Сети, зима тут, в этой части Стиры, как в Испании. Ну, для меня, русского – долгий сентябрь, изредка переходящий в октябрь, а потом – сразу в апрель. То есть полное отсутствие морозов. Разве это зима?
От нечего делать иду к нашему транспорту. Вижу же – сидят. При моём приближении Валан
