Если бы он не доверил мне сына, я бы лишился всякой надежды. Теперь у меня есть Нико, но я не могу открыть ему суть черного солнца до тех пор, пока мальчик не подрастет. Сейчас он слишком мал и может проговориться. Люди Тавара следят за каждым моим шагом. За каждым словом. Они требуют, чтобы Нико пересказывал им все, чему я его учу. Говорят мальчику, будто я полоумен, потому что ненавидят меня и опасаются, как бы я не воспитал его иначе, чем воспитывали других властиев. Они настраивают Седьмого против меня, но он не поддается и не поддастся до тех пор, пока я буду служить ему, обличая ложь советников и клеветников.
…Меня страшит мысль, что они все-таки убедят Нико в моей полоумности. Мальчик очень привязан ко мне, но что, если, будучи юношей, он не поверит сказкам старого прималя? Недавно он сказал страшную вещь, несвойственную десятилетнему ребенку. Он сказал: «Я никому не доверяю. Даже ты можешь врать, Такалам. Ты врешь, когда говоришь неправду, думая, что это правда». Я отчаянно боюсь, что он не поверит мне.
…Мне удалось обучить мальчика тайному языку под видом игры. Нико это нравится, а я объясняю властию, что с помощью загадок принц развивает память и логическое мышление. Это и в самом деле так.
…Я хотел бы дожить до его зрелости. Хотел бы сопровождать его в путешествии в честь шестнадцати лет. Когда-то я встретил в Чаине его отца и отправился с ним в эту тюрьму. Теперь же мечтаю вырваться из нее вместе с Нико и наконец поведать ему тайны Сетерры, спрятавшись на корабле от сплетников и летучих крыс.
…Меня тревожит увлеченность Тавара ядами. Властий знает о его неприязни и приставил ко мне человека, который пробует еду. Если он погибнет, Тавара заподозрят в заговоре, но он попытается обойти эту стену. Я должен научить Нико всему раньше, чем до меня доберутся. И я должен оставить подсказки на случай, если не смогу быть с ним в путешествии. Нико должен узнать обо всем.
…Он не видит, как трясутся мои сухие руки над этими листками, и не видит высохших пятен от слез. Я всего лишь несчастный старик, напуганный, слабый и уставший от великого знания, разъедающего меня. Все, что мне остается, – облегчать душу, жалуясь вечерами бумаге, а после сжигать написанное, превращая буквы в шепчущий пепел.
…Они следят. Они следят за каждым моим шагом, и меня все сильнее стискивает паранойя. Должно быть, я и правда схожу с ума. Нико мне не поверит.
(Отрывки из тайных дневников Такалама)* * *Материк Террай, государство Соаху, г. Падур
8-й трид 1019 г. от р. ч. с.
Нико лежал в ворохе подушек у окна и смотрел, как в небе гаснут созвездия. Он не выходил из дворца после смерти Такалама. Не видел, как останки учителя сметали с шелка и ссыпали через бараний рог в красное чрево шкатулки. Мягкие серые хлопья поместили в землю, где пласты за пластами оседали сотни ушедших жизней. Такалама упокоили на вершине горы Достойного Праха, где хоронили предыдущих властиев и их семьи.
Наследнику Соаху не хотелось шевелиться и думать. Лучше бы уснуть, как ящерице зимой где-нибудь в северной стране. Оторвать хвост воспоминаний о Такаламе и медленно отращивать новый, уже без него. А весной открыть глаза человеком, свободным от груза прошлого.
В первый день было много ярости. Как мог этот порченый старик вот так запросто умереть? Он же обещал ему! Он ему столько всего обещал! Юноша переворачивал подносы и табуреты, разбивал вазы и статуэтки, выкрикивал проклятия всем и вся, пока не сорвал голос. Когда злость иссякла, ее место заняла тупая боль, затем пришла пустота. Нико сделался отрешенным и потерянным. Он почти не ел, отказывался от прогулок. Мать стенала и молила супруга повлиять на сына, но Седьмой велел оставить его в покое.
Нико закрыл глаза, зеленые, как листья перечной мяты, и запустил пальцы в каштановые кудри.
– Мерзкий старик, как ты мог умереть без моего разрешения?
Он ударил кулаком в подушку. В этот миг над ухом что-то просвистело и впилось в шелковые обои. Нож! Принц сделал кувырок и спрятался за ширму.
– Неудачное место, молодой господин! Вас видно как на ладони.
Нико и правда сплоховал. Свет, падавший из окна, отчетливо вырисовывал его силуэт на фоне расписных створок.
– Чтоб тебя пеплом разнесло!
Чинуша было не разглядеть в утренних сумерках, но его выдал дерзкий молодой голос. Нико вышел из укрытия, торопливо зажег лампу. Чинуш картинно скривился, оглядев покои господина. Всюду бардак: подносы с сухими лепешками, огрызки фруктов, скомканные грязные вещи по углам. Нико не разрешал служанкам входить в комнату, так что здесь давно не убирали.
– Да вы самоубивец, господин! – весело сказал Чинуш, цокнув языком. – Не держите оружие поблизости. Не закрыли окно. Даже дверь не удосужились запереть.
– Смерти захотел? – прошипел Нико. – Да как ты посмел нарушить приказ Седьмого?! Тавар придушит тебя собственными руками!
– Он скорее прикончил бы вас, – холодно отозвался Чинуш. – Более бесполезного ученика сложно представить.
Слова дернули разом все нервы. Чинуш знал, как разозлить принца. Нико ненавидел его немногим меньше Тавара – лучшего мастера ножей Соаху, их общего учителя.
Чинуш был старше Нико на два года. В свете пламени его серые глаза казались золотистыми. Короткие волосы цвета красного дерева отливали медью. Черты лица тонкие, почти приятные. Вид портили только торчащие уши. Несмотря на духоту, Чинуш был в полном облачении: кожаный доспех, высокие сапоги на шнуровке, под плащом оружейный пояс. Все черное, как и положено члену отряда Летучих мышей, которых Такалам в шутку называл летучими крысами. Люди Тавара считались лучшими наемниками на материке. Седьмой очень их ценил и доверял, насколько мог, хотя прежде каждый трид Летучие мыши собирались в главном зале и клялись ему в верности, а Такалам проверял искренность присяги. Мысль о том, что старика скоро кем-нибудь заменят, расстроила Нико еще больше.
– Какого затмения тебе надо? – процедил он сквозь зубы.
Чинуш хитро прищурился:
– Да вот, знаете, не спалось. Решил погонять воздух в вашей комнате. Уж больно спертый. Тут давно не проветривали?
– Пшел вон!
– Вообще-то я пришел вызвать вас на поединок.
Нико вырвал нож из стены, метнул в Чинуша. Тот крутанулся, пропуская лезвие, и хлопнул в ладоши.
– Оп! А если без шуток, выглядите паршиво. – Взгляд наемника сделался жестким. – Лучший ученик мастера никогда не довел бы себя до такого. Но я сегодня добрый! Отменю вызов и уйду, если отдадите мне брошь первенства.
– Вот оно что, – хмыкнул
