«А грабители! – не унималась Катя, – а цыгане! Полиция к тебе до утра не доедет!»
«У таких, как я, не воруют, – говорила Полина, – на морде написано, что нищая».
«Ага, нищая! Сотни тысяч на адвокатов потратила!»
– Кровные, – сказала Полина ветру и пустому поселку. Закрыла на ключ первый этаж и свернула за угол. Синяя краска перил облупилась. «Яды», словно угадав планы администрации, хирели на опережение: крошился цемент, пороги обрастали мхом, к стволам деревьев опухолями цеплялись грибницы.
Капли стучали по тыльной стороне ладони. Под ногами мелькнула тень. Полина уставилась вниз.
– Эй!
Там явно кто-то был: в щелях между рифлеными ступеньками отчетливо вырисовывались плечи и голова.
– Это частная собственность, – крикнула Полина сердито.
«Грабители», – шепнул в ухо Катин голос.
– И красть у меня нечего, кроме морской свинки.
Силуэт пошевелился.
Полина замерла в нерешительности.
– А мобилка у меня модели «Нокиа» с цветной полифонией.
Полина достала из кармана обозначенный телефон и посветила вниз. Луч выхватил не одного, а двух людей, скорчившихся под лестницей. Брюнетка – чуть старше Кати – прижимала к себе мальчика лет восьми. Расширенные глаза таращились на Полину.
– Вы чего? – Полина сбежала по ступенькам, кинулась за лестницу. – Ух ты ж еб…
Мальчик промок до нитки и мелко дрожал. Полина потянулась к нему, но он отпрянул и плотнее притиснулся к девушке.
– Откуда вы тут? Замерзли же… тряпки летние…
Брюнетка выпрямилась и подтолкнула мальчика. С подола крапчатого платья лилось. Короткие стриженные в скобку волосы напоминали воробьиные перышки. И личико опухло от слез.
– Иди к бабушке, – велела она спутнику.
«Бабушка?» – насупилась Полина, но вслух сказала:
– Давайте-ка вы просохнете.
Она завозилась с ключами; брюнетка вертелась и тревожно всматривалась в дождь. Замок щелкнул, девушка буквально впихнула мальчика за дверь и забежала сама, пачкая пол грязными кедами.
«Хрен с ним, помою».
Гости стояли столбом посреди гостиной, но, когда зажглась люстра, брюнетка рванулась к окнам и задернула гардины.
– Вас кто-то преследует?
– М-м-м, – брюнетка замялась, – какой-то дядька шел за нами по поселку. Я испугалась, что это насильник.
– Дядька? – Полина скрестила руки на груди. – Никого здесь после семи не встречала. Огородники южнее ходят. Может, из горстроя спецы?
Мальчик топтался в натекшей луже, и Полина охнула:
– Так, что это я… Сейчас кипяток поставлю. Вы на диван присаживайтесь.
Она засуетилась, зазвенела чайником.
– Не знала, что в поселке люди живут, – сказала брюнетка.
– Я одна и живу. Временно, надеюсь.
Девушка появилась в дверном проеме. Худенькая и бледная. Сердце Полины растаяло.
– Голодные?
Виноватый кивок.
Полина намазала хлеб маслом, снабдила докторской колбасой. Вручила тарелку гостье, присовокупив овсяное печенье и конфеты.
– Спасибо. Я – Диана. А это – Назар.
– Полина. Юрьевна.
Мальчик замотал головой, отказываясь от еды, но девушка скомандовала:
– Ешь!
Он всхлипнул и вцепился чумазыми лапками в бутерброд.
– Ваш братик?
– Сын, – сказала Диана, прожевывая.
– Хорошенький.
Воцарилось молчание. Полина наблюдала, как гости едят: Диана – с аппетитом, Назар – через силу, тяжело сглатывая и потирая глаза.
– Так куда, вы говорите, вы шли?
– К тете моей, – сказала брюнетка, не глядя на Полину, – у нас ее адрес был, мы думали, она в Весеннем живет. А она съехала.
«Врешь как дышишь, – подумала Полина, – минуту назад считала, что поселок пуст».
– А как тетю зовут?
– Да вы не знаете ее, – стушевалась девушка.
– Я всех соседей знала.
– М-м-м… Мария. Тетя Мария.
– Ясно. – Полина посмотрела на висящий в углу портрет Богородицы. В Бога она перестала верить тогда же, когда и в Деда Мороза, но икона напоминала о матери. Мама была набожной, в юности хотела постричься в монахини.
– Мы собирались такси вызвать, но связи нет. У вас телефон работает?
– В поселке телефоны не фурычат. Вам надо…
Треньканье звонка прервало на полуслове. Полина удивленно подняла брови.
– Это они, – прошептал Назар. Недетский ужас запечатлелся на его лице.
– Они? – переспросила Полина.
И вздрогнула: девушка бросилась к ней, схватила за халат и зашипела:
– Не сдавайте нас, бабулечка, не сдавайте. Они лгут все, они Назару зла желают. Я вас умоляю, скажите, что нас нет.
– Кто желает зла?
В дверь снова позвонили.
– Сюда! – Диана сгребла Назара и ввалилась в ванну.
«Что за манеры», – подумала ошарашенная Полина.
Настойчивое треньканье не прекращалось: визитер вдавил палец в кнопку звонка.
– Слышу! – крикнула озадаченная хозяйка и крутнула цилиндр замка. Она ожидала увидеть родителей беглянки Дианы. Но на крыльце стояли двое парней. Младшему, конопатому, было не больше восемнадцати. Мокрые пиджаки сидели на них как на пугалах. Галстуки примялись.
– Добрый вечер, – сказал парнишка постарше. Прыщавый очкарик с оттопыренными ушами. – Благословен будь ваш дом.
– И вам не хворать, – Полина запахнула халат, прислонилась к дверному косяку.
Всего-то задохлики богомольцы пришли полюбопытствовать, обрела ли она Христа.
Очкарик шмыгнул носом.
– Мы ищем нашу сестру. И нашего маленького брата. Боюсь, они заблудились.
«О как», – мысленно хмыкнула Полина.
Парни изучали ее ничего не выражающими взглядами, губы зацементировала наигранная улыбка.
«Им бы в институтах учиться, – подумала Полина, – целоваться с ровесницами, пиво пить по подъездам, в Интернете штаны просиживать. А они позволили зомбировать себя, напялили костюмчики из секонд-хенда и шпрехают на церковнославянском».
Иеговисты не представляли никакой угрозы, но Полина вспомнила затравленные глаза ребенка.
– Не видела я никого, – сказала она, – И чего бы вашим друзьям по поселку шастать? К шоссе сходите.
Парни не сдвинулись с места. Лишь улыбки стали искусственнее.
– Вы уверены?
– На все сто.
Рыжий произнес, ни к кому конкретно не обращаясь:
– Устами лицемер губит ближнего своего, но праведники прозорливостью спасаются.
– Что, простите? – разговор начал Полине надоедать.
– Слово языка их есть грех уст их, – изрек очкарик.
У Полины запершило во рту.
– Ясненько, – подытожила она и добавила вполголоса: – Гагарин летал, Бога не видал.
– А? – улыбка стерлась с лица очкарика.
– Говорю, спокойной ночи.
Полина закрыла дверь и приглушенно выругалась. Нагнулась к окну.
Сектанты спускались по ступенькам. Из-за дождя их фигуры были зыбкими, призрачными.
– Они ушли, – сказала Полина.
Диана высунулась из ванной. Мертвенно-бледная и сосредоточенная. За ее спиной прятался Назар.
– Кто это был? Толстуха с родимым пятном?
– Нет. Два молокососа при галстучках.
– Брат Александр и брат Михаил.
– Типа того. Веселые кузены.
Полина отворотила дверцы гардероба, выудила из тряпичного хаоса сиреневый балахон. Катя носила его в старших классах.
– Примерь-ка, заяц.
– Делай, что бабушка говорит, – шепнула Диана.
«Да ты издеваешься», – Полина закатила глаза.
Диана помогла мальчику снять промокшую рубашку и переодела. Подол балахона прикрыл исцарапанные колени.
– Теплый, – сказал Назар. Диана чмокнула его в макушку.
– Что? – спросила Полина, доставая из шкафа свою черную водолазку и спортивные штаны, – деньги вымогали? У нас на заводе одна кобылица квартиру заложила. Дети с голыми жопами, а она зарплату пастору отдает до копейки. Дура. На, – вещи спланировали на диван. – Чем богаты.
Диана принялась расстегивать пуговицы на платье. Назар куснул кожицу на второй фаланге большого пальца и спросил:
– Плохие дяди ушли?
«Интересно», – отметила Полина.
– Ушли, ушли. Биба и Боба, два… долбодятла.
– Долбодятлы, – мальчик кротко улыбнулся.
Полина ошпарила горе-мамашу неодобрительным взором.
– Давно ты в свидетелях Иеговы?
– Месяц. И они не свидетели Иеговы.
– Я слабо ориентируюсь в сортах говна, – Полина подмигнула мальчику.
Диана, не стесняясь, сняла через
