«Много будешь знать — скоро состаришься», — мелькнула у Сосо ехидная мысль. — «Интересно, от кого ты про это узнал?».
— Ты говори, Георгий, — спокойно сказал он. — Я отвечу.
— Пока всё, — Пятаков нервно поправил очки и сел. — Сначала это поясни, будь любезен.
«А ведь он не от себя говорит, — подумал Сосо. — Кто-то его на меня настропалил. Вот, кто, интересно?»
— Всё ты правильно сказал, товарищ Георгий. Только не подумал, что охранять Столыпина и охранять дом Столыпина — это две совсем разные вещи. Люди охраняют в этом доме одного очень важного для нас человека.
— Царского офицера, — очки Пятакова остро блеснули.
— Сейчас нет царских офицеров, — спокойно ответил Сосо, раскуривая трубку. — Сейчас вообще нет ничего царского, потому что мы живём в республике.
Пятаков нервно дёрнул себя за бородку. Такой ответ сбивал и уводил внимание присутствующих в сторону от поднятой им темы.
— Не цепляйся к словам, товарищ Сталин, ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду.
«Точно, не своим голосом поёт, — подумал Сосо. — Ишь, каким смелым стал, несостоявшийся сахарозаводчик, ну-ну».
Он негромко хмыкнул.
— Ты, товарищ Георгий, никак от своих анархистских позиций отойти не можешь. Сейчас, кроме нас, профессиональных революционеров, вся Россия населена бывшими «царскими».
Сталин усмехнулся, наблюдая за реакцией других членов бюро. Молчат. Ну, это и к лучшему.
— Рабочие были царскими рабочими, крестьяне — царскими крестьянами, солдаты — царскими солдатами. Народ был царским народом. И человек, за которого ты меня упрекаешь, царским офицером был. Но он с двенадцатого года большевикам помощь оказывал. Мне лично помогал, от ареста укрывал. Средства свои на партийные нужды жертвовал. Может, Георгий, ты что-то про него знаешь, чего я не знаю? Так, скажи мне прямо, при всех товарищах. Чего молчишь?
Сталин покойно смотрел на Пятакова, не знавшего, как ему выйти из создавшегося положения.
— Вижу, что ни у кого из присутствующих товарищей его участие в борьбы с царским режимом сомнений не вызывает, — Сталин пыхнул облачком дыма. — Ну, раз у товарища Пятакова больше вопросов нет, давайте вернёмся к повестке дня.
Стук в двери отвлёк его от этих воспоминаний. Сталин втянул воздух и, убедившись, что трубка не горит, положил её на стол.
— Да, — отозвался он.
— Товарищ Сталин, — в приоткрывшуюся дверь сунулся матрос из охраны особняка.
— К тебе иностранец какой-то. Говорит, дело у него важное.
— Иностранец? — поднял бровь Сосо. — Ну, приглашай, Василий, раз дело. И распорядись, пожалуйста, чтобы нам чайку покрепче заварили. Гость, всё-таки.
Матрос исчез, и вместо него появился незнакомый, лет сорока, мужчина. Сосо, повидавший в своей жизни всякого, мгновенно оценил посетителя. Никаких сомнений, что перед ним — настоящий аристократ. Благородные черты лица и волевая складка меж бровей, решительный подбородок и холодный ум в глазах. А подтянутая фигура и чёткость движений за версту выдавали в нём кадрового военного. Это, судя по всему, птица высокого полёта, а значит, речь пойдёт о чём-то серьёзном. Впрочем, Сосо догадывался — о чём именно.
— Разрешите войти?
— Входите, присаживайтесь.
Сталин сел за стол и незаметно выдвинул второй сверху ящик, в котором лежал Браунинг. Сейчас, после разговора с Лениным, а особенно с Пятаковым, можно было ждать любой неожиданности.
«Хотя, скорее всего, сейчас со мной будут говорить о деньгах, — подумал он. — Убить меня можно и позже. Ну, пусть говорят. Если Ильич своё дело до конца довести не успел, это придётся сделать за него».
Иностранец, глядя через стёкла пенсне светлыми глазами, протянул через стол визитную карточку. На листочке тонкого белого картона чёрными буквами было написано:
The Daily Telegraph.
Daily newspaper.
John Smith, the correspondent[78]..
— Понятно, — Сосо усмехнулся уголком рта и небрежно обронил лощёную картонку на стол. — Джон Смит — это как у нас Иван Иванов. Я думаю, что вы пришли сюда не за интервью.
— Ну, как сказать, — Джон Смит снял пенсне.
Он с улыбкой откинулся на спинку стула, но глаза его, внимательно ощупывающие лицо собеседника, продолжали оставаться холодными, как у рыбы.
— Когда один человек спрашивает, а другой отвечает, это можно назвать интервью.
— Пожалуй, — согласился Сталин, придвинув поближе пепельницу.
Раскуривая трубку, он не менее откровенно разглядывал гостя. — Ну, что ж, спрашивайте.
— По нашим прогнозам, по прогнозам нашей газеты, — улыбнувшись, уточнил «корреспондент». - место погибшего господина Ульянова займёте вы. Точнее, как я понял, уже заняли.
— Допустим, это так.
— Не допустим, а именно так. Впрочем, это не имеет значения. Значение имеет то, что господин Ульянов имел перед нами, перед нашей газетой, определённые обязательства.
— Я знаю, — спокойно сказал Сталин, спокойно глядя в безжизненные глаза иностранца.
— Даже так? — удивился тот.
— За полчаса до своей трагической гибели товарищ Ленин посвятил меня в детали вашего сотрудничества. Так, что, за власть Советов меня агитировать не нужно.
Сталин опять усмехнулся.
— Считайте, что я за неё уже сагитирован.
Стас уже чувствовал себя намного лучше. Усиленное питание, что доставлялось ему стараниями друзей, заботливый уход жены и ежедневные визиты одного из медицинских светил, найденного Потаповым, давали свои плоды. Давно ли, опираясь на плечо Исаева, почти бессменно находившегося при нём, он впервые встал с постели. Ноги тряслись и норовили подломиться в коленях, но, прикусив губу, он всё-таки умудрился продержаться минут пять.
Чем дальше, тем больше, он, прилагая огромные усилия, постепенно приходил в норму. Исаев ежедневно доводил ему текущую обстановку и он, как хороший опер, понимал — времени, чтобы что-то подправить, повернуть в нужном направлении, категорически не хватает. Однако, не будучи в состоянии действовать самостоятельно, Сизов работал как консультант и как координатор. Получив от него задания, Исаев по телефону или нарочным направлял людей из боевых групп Сталина на их выполнение.
Это уже был новый уровень отношений. Сталин заехал буквально на несколько минут узнав, что Стас очнулся и пошёл на поправку. Разговор касался только здоровья.
— Я тебе, доверяю, Станислав. Ты знаешь, кто кому враг, — обронил он, уходя.
А вечером в спальню вошёл молодой человек в мотоциклетной кожанке.
— Согласно приказу товарища Сталина я направлен к вам для связи. Вот пакет!
И работа началась.
Сегодня Стаса вновь осматривал, обстукивал и слушал в стетоскоп лечащий врач.
— Доктор, мне долго ещё валяться? — почти умоляюще спросил опер.
Худющий, как египетская мумия, рассеянный профессор Чалышев в своё время объяснил ему, едва пришедшему в себя, что он не только подхватил сыпной тиф, видимо, через «пойманную» в толпе вошь на том клятом митинге, но и нажил себе на промозглом ветру пневмонию.
— Голубчик вы мой! Да вы просто чудом в живых остались! — протирая клетчатым платком стёкла своего пенсне, мягко ворковало светило. — Будь организм чуть послабее, летальный исход был бы неизбежен.
Но всё это было уже в прошлом. Сейчас его пациент утратил, наконец, землистозеленоватый цвет лица, начал набирать вес и, держась за стену, передвигался по спальне на своих ногах, что было наглядно продемонстрировано доктору в его очередной визит.
— Вы
