Часть монахов бросилась к церкви, чтобы найти там спасение. Другие прятались по углам, укрывались за бочками, в сараях, ямах и канавах, тщетно подпирали слабнущими руками двери в церковные кельи. Нападающие врывались во все новые и новые комнаты, убивая без пощады, выбрасывали бенедиктинцев из окон на брусчатку, резали молящих о милосердии. Выволакивали больных из постелей, отрезали головы послушникам. Некоторые из бригантов сразу бросились грабить. Цыгане, шельмы и наемники разбивали сундуки и ящики, вспарывали сенники в поисках драгоценностей. Надо всем этим глухо гудели колокола.
Седоволосый рыцарь соскочил с коня. Ласково погладил жеребчика по ноздрям, тихо с ним разговаривая. Прижал его голову к своему лицу и похлопал каурого по шее.
А потом обернулся к женщине, которая прибыла сюда вместе с ним на буланом иноходце. На ней был мужской доспех. Длинные черные волосы падали на скулы, прикрытые рельефами шлема, путались в щелях нагрудника и складках поношенной якки.
– Ангелица…
– Да, господин. Чего желаешь?
– Лети в город. Лети на крыльях в Каркассон. И делай, что должна.
– А ты, господин?
– Останусь ждать тут, Марион. Ждать тебя… Ты должна присутствовать при том, что случится. Ты мне понадобишься.
Она послушно кивнула, развернула коня и направилась в сторону ворот.
Седоволосый рыцарь отвернулся и неспешно, позвякивая шпорами, прошел монастырскими галереями. Шел меж языками пламени, шел, не обращая внимания на крики и вопли убиваемых. Не повернул головы, даже когда рядом упал выброшенный с верхнего этажа монах и лег на каменной площади с переломанными костями. Равнодушно прошел мимо молодого послушника, который бросился ему в ноги, моля о пощаде. Бегущий за ним цыган настиг бенедиктинца, ухватил его за капюшон, задрал вверх голову и одним быстрым движением перерезал ему глотку.
Рыцарь направлялся в сторону церкви, где словно одержимый тревожно звонил колокол. Двое присных – бородатый, битый оспой бургундец и поблескивающий в темноте белыми зубами цыган в старом кубраке – распахнули перед ним двери главного нефа.
Внутри церкви было темно. Только перед главным алтарем горели свечи, а в узких окнах абсиды – красные огни заката. Рыцарь шел к свету, позвякивая доспехом. С шелестом отбросил за левое плечо кармазиновый плащ, обшитый горностаями, и быстрым движением вынул из ножен бракемар[65].
Навстречу ему выступил с распятием наперевес инквизитор Николя Жакье.
Встретились они перед главным алтарем, на пересечении нефа и трансепта, под чуткими взглядами святого Михаила и Марии.
– Именем Господа приказываю тебе: стой! – сказал инквизитор. – Жиль де Силле, за занятия богомерзкой некромантией, за преступление святотатства, за апостазию и колдовство, от которого пострадали невинные христиане, ты будешь передан под следствие инквизиционного трибунала!
Рыцарь тихо рассмеялся. Был у него по-настоящему красивый, звучный голос.
– Вот уж не думал встретить тут кого-то из псов господних. И чем же ты мне угрожаешь, попик?! Костром? Проклятием? Вечным судом? Но я уже проклят. Обречен на смерть при жизни. Ни одно раскаяние не смоет моих грехов, ни один акт милосердия или отречения не исправит мою жизнь. Я знаю так же хорошо, как и ты, что до Судного дня буду жариться в аду. Поэтому прости, не слишком-то меня пугают ваши клещи, дыбы и пытки.
– Жиль де Силле, по собственной ли воле или по дьявольскому наущению ты сделался Зверем или призвал демона, который совершал жестокие опустошения в королевском городе Каркассон?
– Признаюсь, – рассмеялся рыцарь. – Что мне было делать? Ждать, пока я подохну, а дьявол заберет мою душу и отдаст на муки, в сравнении с которыми те страдания, что я причинял своим жертвам, были лишь мягкими нежностями? Зверь – это демон. Он дьявол, которого притягивают кровь и страдания. Вызвал я его с помощью духов тех детишек, которых вырезали мы вместе с моим дорогим кузеном, маршалом де Ре. Когда Зверь войдет в мое тело, я стану бессмертным, продолжу жизнь до пределов вечности и избегу наказания за свои преступления. Разве это не логика, достойная Аристотеля, мой дорогой попик?
– И потеряешь свою драгоценную душу!
– У меня нет души. Я проклят при жизни. Единственный способ избегнуть наказания – призвать в мое тело демона, который овладеет мной и тем самым сделает бессмертным.
– Не верь демону, глупец! Лукавый – мастер обмана и лжи. Соблазнит тебя, как соблазнил тысячи других, которые ему поверили. Вместо силы принесет тебе страдание. Вместо богатства – смерть.
– Нынче у нас только суббота. Еще не время для воскресной проповеди. Что ты еще хочешь сказать мне, попик, прежде чем я отправлю тебя в лоно твоего Господа? Хочешь произнести для меня ученую речь? Призвать к покаянию? Убедить молиться? Твои слова тщетны. Никто и ничто не сможет меня спасти! Уже не раз я получал отпущение грехов, однако ни одно искупление не сможет перечеркнуть моих преступлений. Ступай к дьяволу! Убейте его! Вперед!
Инквизитор даже не дрогнул. Пока подходили к нему прислужники Жиля, он произнес:
– Я пришел сюда, чтобы простить тебя. Потому что бесконечно милосердие Божье. Всяк получает свое за каждое злодеяние, но Господь милостив даже к наименьшей твари…
Меч вылетел из рук Жиля и с лязгом покатился по ступенькам алтаря. Рыцарь схватил инквизитора железными перчатками за сутану, сжал, поднял высоко вверх.
– Что… Что ты сказал?!
– Жиль… Жиль. Отпускаю тебе… твои грехи!
– Не-е-е-е-ет! – де Силле резко отшвырнул инквизитора прочь.
Жакье полетел назад, ударился головой о колонну, сполз на пол, оставив на камне красный след, с трудом перекрестился и встал на четвереньки, когда добрались до него люди Жиля. Он скорчился и рухнул под градом ударов, так и оставшись лежать.
Де Силле поднял меч и направился к боковой молельне. Цыгане, нищие и наемники принялись грабить церковь. Разбивали чаши, бесчестили образа, сбросили с алтаря крест.
– Милости, милости-и-и-и… господи-и-и-ин!
Двое оборванцев волокли всхлипывающего препозита. Монах смотрел красными безумными глазами на Жиля де Силле.
– Господи-и-и-ин. Я ведь… Я тебе… помо… га…
– Туда, – де Силле мотнул головой в сторону алтаря.
Наемники поволокли бьющегося в их хватке бенедиктинца. Перебросили веревку через плечо креста, а потом накинули всхлипывающему старику петлю на шею. Быстро и умело потянули за другой конец. Монах поехал на двенадцать локтей вверх, захрипел, подергал ногами, а потом замер.
Жиль де Силле даже не взглянул на него. Направился в катакомбы. Шел туда, где ждал его Арнальд Достойный. Пересек мрачный оссуарий, прошел крипты и остановился над каменным колодцем. Сквозь щель в стене сочился кровавый отблеск исчезающего за горами солнца.
Рыцарь отбросил под стену ведро и восковую табличку. Склонился над отверстием узкой штольни. Глубоко внизу увидел, как тускнеет красноватый огонек свечи – наверняка
