– Пошла ты!
– Убери свою руку от моего лица, Эшлин, – предупредила Мия.
– Да мне стоит выбить эту сигариллу из твоего рта! – воскликнула она.
Мия покачала головой, вновь затягиваясь.
– Ты когда-нибудь замечала, что люди начинают кричать, когда им толком нечего сказать?
– Зубы Пасти, хватает же тебе наглости! На случай, если ты не заметила, сейчас на твоей стороне лишь один человек во всем мире, и…
– Меркурио на моей стороне, Эшлин. И был на ней задолго до тебя.
– Что-то я не вижу его поблизости, а ты? – крикнула ваанианка. – Не вижу, чтобы он тащил свою задницу из Годсгрейва в Уайткип и Стормвотч. Не вижу, чтобы он прокрадывался на арены и закапывал чудно-стекло в песок, а также посылал тебе предупреждение о чудовище, которое должно содрать шкуру с твоих гребаных костей. Он ничего не делал, кроме как пытался отговорить тебя от этого плана, в то время как я только и делала, что помогала тебе, мать твою!
Мия покачала головой, туша сигариллу о стену.
– Не потому, что ты ненавидишь Духовенство так же сильно, как я. Не потому, что все это тебе на руку. О, нет, упаси Мать! Все потому, что ты так обо мне заботишься.
– И это охренеть как тебя пугает, не так ли?
Мия фыркнула.
– У меня два демона из теней, которые буквально пожирают мой страх, Эшлин. Я ничего не боюсь.
– Мистера Говнюка и Волчка здесь нет, – огрызнулась Эш. – Сейчас здесь только ты да я. И несмотря на все твое бахвальство, эта мысль пугает тебя до усрачки. Судя по запаху, тебе пришлось выпить целую бутылку вина, чтобы набраться храбрости и отослать их. Но ты все же отослала. И при этом слишком труслива, чтобы признать истинную причину, почему ты это сделала.
– Иди в манду, Эшлин.
– А я уж думала, что ты и не попросишь, Мия.
Девушка напряглась, вскакивая с койки и сжимая кулаки. Эшлин не двигалась с места, глядя на Мию со сжатыми челюстями. Их лица находились в паре сантиметров друг от друга, воздух между ними потрескивал от аркимических разрядов.
– Не делай вид, что ничего не чувствуешь, – сказала Эш. – Это написано в каждой линии и изгибе твоего тела. Ты меня знаешь, Мия Корвере, но я знаю тебя не хуже. И знаю, чего ты хочешь.
Мия заскрежетала зубами, одна рука сжалась в кулак. Она и сама не понимала, хотелось ли ей врезать ваанианке или…
Между ними пролегал океан лжи. Предательство Эш. Убийство Трика. Уверенность, что она сделает и скажет все что угодно, лишь бы добиться желаемого. Но в ее словах тоже была доля правды. Из всех, кого Мия знала, лишь один человек помог ей в темнейший час нужды – Эшлин Ярнхайм.
Эшлин Ярнхайм была полна лжи.
Эшлин Ярнхайм была отравой.
И Эшлин Ярнхайм была прекрасна.
Мия не могла этого отрицать. Мягкие губы приоткрылись в тусклом свете. Длинные рыжие волосы волнами струились по плечам. Ее кожа была гладкой, на щеках проступала злость, окрашивая их румянцем. Круглые голубые глаза окаймляли длинные темные ресницы. От ее взгляда пальцы Мии начало покалывать, живот связало узлом. С пением вина в жилах она уставилась в эти голубые, как опаленное небо, колодцы и увидела свое отражение – свои глаза, в которых читалось то же, что и в глазах Эшлин.
Вожделение.
Вожделение.
Но…
…без своих спутников Мие действительно было страшно.
Она боялась не своих чувств к девушкам, как, наверное, думала Эшлин. В конце концов, у нее прежде уже была интимная связь с одной. И хоть та золотая красотка в кровати Аврелия была просто средством для достижения цели, Мия признавала, что могла бы найти способ поцеловать сына сенатора раньше. Могла бы прикончить его прежде, чем почувствовала эти золотые губы между своих ног, насладилась вкусом девушки на языке Аврелия.
Нет, если Мия и боялась, то не своих чувств к девушкам.
А конкретно к этой девушке.
Эшлин Ярнхайм.
Воровке.
Врунье.
Убийце.
Предательнице.
– Как я могу тебе доверять? – спросила Мия. – После всего, что ты сделала?
– Если бы я желала тебе смерти, Мия…
– Я не говорю о том, чтобы доверить тебе свою жизнь, Эшлин.
Мия взглянула на ее часто поднимающуюся грудь, представила сердце внутри нее. Гадая, громыхало ли оно так же сильно, как ее собственное, или все это было просто способом достижения цели.
Эшлин подняла руку к лицу Мии. Ее пальцы задели щеку, вызывая головокружительный прилив теплоты, который не имел никакого отношения к солнечному свету или выпитому вину. Ваанианка подалась вперед, взгляд опустился к губам Мии. Ее дыхание участилось, лицо находилось всего в сантиметре от девушки, в паре миллиметров. И тогда Мия посмотрела в другую часть комнаты и
шагнула
в тень
от занавесок.
Затем раздвинула их и распахнула окно, голова кружилась от алкоголя, от шагов между тенями, от всего. Эш позвала ее по имени, но Мия проигнорировала ваанианку, перелезла через подоконник и спустилась по стене – быстрая, как утреннее прощание между любовниками.
Призвав к себе Эклипс, она накинула тьму на плечи и голову и прокралась по неночным улицам. Из окон таверн и дверей сигарилловых клубов по-прежнему доносились тосты в честь ее победы, раскатываясь эхом по воздуху. Страх вытекал из нее, как яд из раны, пока Эклипс плыла в тени хозяйки, делая ее расчетливой, сильной и бесстрашной.
Мия не могла доверять Эшлин Ярнхайм. В этом она не сомневалась. А вот мысли о том, как она будет стоять над трупами людей, уничтоживших все, что она любила? Чувству холодной стали в руке, теплой крови на лице и знанию, что все, ради чего она трудилась последние семь лет, наконец-то находилось на расстоянии вытянутой руки?
Этому Мия могла доверять.
Ничто другое не имело значения.
Девушка провела рукой по щеке, которой коснулась Эшлин, ее кожу по-прежнему покалывало.
«Ничто».
Глава 19
Сдача
Мию позвали перед подачей десерта.
Донна Леона приказала ей ждать в небольшом холле в служебном крыле палаццо губернатора. У двери дежурил стражник. Ей принесли простой ужин и разбавленное водой вино, пока гости в банкетном зале наслаждались аперитивом из фаршированных перепелиных сердец, маринованных в бренди, а затем основным блюдом – жареной медорыбой и королевской клешней, тушеной в золотом вине.
Мия знала, что Квинт Мессала просидел на посту губернатора Стормвотча шесть лет – его назначили вскоре после Восстания Царетворцев. Поскольку он был другом детства консула Скаевы и потомком одной из двенадцати знатных семей республики, его богатство и власть служили поводом для зависти всех, кто знал губернатора, и, похоже, Мессала был только рад раздуть это чувство. Мия не могла вспомнить более расточительной вечеринки или более роскошного дома. Комната, в которой она сидела, была украшена замысловатым гипсовым рельефом, сусальным золотом и люстрами из двеймерского хрусталя. Костюму мужчины, который подал ей ужин, могли бы позавидовать большинство
