Она на минуту забылась, почему это рассказывает, и директора изобразила, комично выпучив глаза, а потом вдруг вспомнила и ойкнула, придав пальцы к губам.
— Уговорила? — успокаивающе спросил Кирилл.
— Ну да, — ответила Саша и повела плечами, как в кино. Мол, трудно ль нам, красивым девкам, мешок редиски начистить. — Попала под хорошее настроение. Он буквально передо мной сделку совершил, и очень радовался по этому поводу.
Услышав про сделку. Кирилл подобрался и ладе рот открыл, чтобы спросить, но тут вмешался Протасов и все испортил, сбив с мысли, а та, кувыркаясь, улетела куда-то вглубь подсознания.
— Говорите, у Коростылева было много недругов? — спросил Протасов. Саша поглядела на него с легким удивлением и сухо ответила:
— Ничего подобного я не говорила.
Протасов, черкавший в блокноте, нехорошо прищурился:
— Разве не вы сейчас сообщили, что его многие осуждали и недолюбливали?
Вот тут Саша зло сжала губы, насторожилась, и даже подобралась по-кошачьи, готовая то ли в атаку кинуться, то ли удрать, и когда отвечала Протасову голос, все еще тихий, отлично модулированный, звенел жестью. Чеканя слова, словно вдалбливая их в упрямую головешку следователя, она отрубила:
— Осуждать и недолюбливать — это одно, а вот убить из-за расхождения в мировоззрении — совсем другое.
Протасова сбить с мысли было трудно. Он тоже подобрался и, ехидно ухмыльнувшись, продолжил, растягивая гласные с фальшивой ленцой.
— Хорошо. Я перефразирую. Враги у Коростылева были?
— Мне такие не известны. Если и были, со мной он не откровенничал. Я лишь бывшая ученица, виделась с ним от случая к случаю.
— А в его квартире бывать приходилось?
Саша отрицательно качнула головой. Анжелика, диктующая полицейскому чего-то про золотые украшения, поглядела на Протасова с плохо скрываемой ненавистью и, опустив голову, продолжила свое занятие. Кирилл подумал, что следак, при таком-то отношении к свидетелям, точно завалит дело.
— Давно, но не здесь, а на Островского, когда он еще его супруга была жива. А в этой — никогда.
— Почему?
— Никто не приглашал. Я и сама не стремилась. У Якова Семеновича характер был… не дай бог. Каждый раз подстраиваться под его капризы было сложно, удивляюсь, как Лика его терпела. А для деловых встреч мне и салона хватало.
Протасов со скукой оглядел свои ногти, по-женски безукоризненные, гладкие, отполированные до блеска, записал слова Саши в протокол и неожиданно огорошил вопросом:
— Александра, а где были вы этой ночью?
Вот тут Саша вытаращила глаза по настоящему, да и Кирилл, признаться, оказался огорошен. Уж кого-кого, а Сашу Ковалевскую, идейную до мозга костей, правильную девочку, отличницу и зубрилку, подозревать в чем-либо противозаконном было по меньшей мере глупо. Но Протасов биографии Саши не знал, и потому это казалось извинительным, но Кирилл еле сдержался от предупредительного кашля. Тем более, что в голове вновь завертелась умная мысль, не давая ухватить себя за хвост. А вот Саша, откашлявшись, с изумлением переспросила:
— Что?
— Вы меня слышали. Где были вы этой ночью.
— Вы шутите, наверное… — возмутилась она. — Дома была, спала. Нормальные люди, знаете ли, дома спят, а я как раз из нормальных.
— Не ерничайте, — сморщился Протасов. — Вы были одна?
— Послушайте….
— Нет, это вы послушайте, — рявкнул он и даже ладонью по столу хлопнул. — Я простой вопрос задал, а вы становитесь в позу. Давайте без этого, уважаемая.
Глаза Саши, впечатлительной натуры, тут же заволокло слезами. Дрожащим голосом она пролепетала, пытаясь вернуть интонации былую твердость.
— Я была дома одна. Правда, несколько человек звонили.
— На домашний телефон?
— Нет, на мобильный…
Протасов рассмеялся, как гиена.
— Тогда как вы подтвердите, что были дома? К тому же вред ли они звонили вам в три ночи, верно?
Между прочим, про время Милованов ничего не сказал даже предположительно, и откуда Протасов взял эти пресловутые «три часа» Кириллу было не известно, хотя, подумав, он предположил, что в это время салон сняли с сигнализации.
— А я и не собираюсь ничего подтверждать, — возмущенно воскликнула Саша и подскочила с места. На нее уже глядели со всех концов салона, но Ковалевской это было безразлично. Понижать голос она не собиралась, выплескивая раздражение на гнусно ухмыляющегося Протасова. — В конце концов, это идиотизм какой-то! Что, теперь будем хватать людей только потому, что они ночевали дома в одиночестве. Может, еще в кандалы закуете?
— А что вы так кипятитесь, дорогая? — изумился тот.
— Я вам не дорогая! — рявкнула Саша так, что под потолком дзинькнули подвески хрустальной люстры. Протасов открыл рот, чтобы ответить какой-то гадостью, но Кирилл опередил его и схватив Сашу за руку, развернул к себе, тем более, что мысль наконец-то сформировалась. Еще не зная, в чем дело, испытывая лишь смутное предчувствие, Кирилл торопливо произнес:
— Саш, Саш, успокойся. Скажи мне вот что: вчера у Коростылева была какая-то сделка, помнишь? Он еще был очень доволен. Ты не знаешь, что он купил?
Саша ответила не сразу. Раздувая ноздри от гнева она, бледная, с двумя красными пятнами на щеках, она глядела на Кирилла, сжимая и разжимая кулаки, не понимая, чего он от нее хочет, а затем, сдвинув брови, ответила:
— Купил? Шкатулку. Чайную шкатулку, предположительно из мастерской Чарльза Ружа. Вещь старинная, недешевая.
— Что? Шкатулку?
— Ну да. А что?
Вот тут Кирилла словно шарахнуло по голове. Он закашлялся, начал шарить по карманам, вытащил мобильный и, найдя в нем картинку, показал фото Саше.
— Погляди, вот такую шкатулку?
Саша поглядела, перевела взгляд на Кирилла и неуверенно сказала:
— Не знаю, возможно.
— Саш, ты посмотри повнимательнее. Такая или нет?
— Кирилл, да откуда мне знать? — возмутилась она, и неприязненно покосилась на подслушивающего Протасова. — Если бы я ее в руках подержала, может, и сказала бы что, а тут фото, причем не лучшего качества. Похожа, да, но не поручусь. А что?
— Да так, ничего, — медленно протянул Кирилл. — Спасибо, Саш.
Вот теперь он был готов поверить в судьбу. Не слушая новых вопросов Протасова, Кирилл бросился к лестнице, чтобы обрадовать новостью Олжаса, не замечая острого взгляда помощницы покойного антиквара.
Глава 11
Поначалу
