Барабаны мерно выбивали ритм. Им вторили волынки. А пехотинцы, упакованные в стандартный пакет из «ивановского» чешуйчатого доспеха и шлема, двигались вперед. Неспешно. Но мерно и выдерживая шаг. Производя впечатление какого-то механизма, а не живого человека. Чему способствовали не только полная унификация в доспехах, но и гербовые накидки. Теперь уж литовские ратники не говорили и даже не думали про ряженых селян. Нет. На них шли золотые львята… еще маленькие, но уже крайне опасные… с ВОТ такими клыками и когтями!
Раз. Раз. Раз. Ступали они ритмично и весьма синхронно, благо музыка давала хорошо уловимый такт, без которого подобное было бы просто невозможно. Раз. Раз. Раз. Неумолимо продвигались они вперед. Кто с пикой, кто с клинком, кто с пищалью. А с тыла нестроевые уже подавали вперед запасные пики, стараясь при том не нарушать строя. Раз. Раз. Раз. Чеканили они шаг, действуя тем на нервы выжившим самым невероятным образом… вгоняя выживших литовских всадников в откровенную панику. Ведь потери в этой битве были быстры и невероятны[74]. И от кого?! От пехоты!
– Что скажешь? – криво усмехнувшись, спросил княжич у Даниила Холмского, что оставался подле него с третьей сотней конницы. – Два боя – две победы. Или будешь снова говорить про случай?
– Не буду, – покачал головой его визави. И вид имел настолько подавленный и ошарашенный, что и не пересказать.
– Пикинеры – это род войск, который может остановить любую конницу. Разве что кроме жандармов короля франков. Те укрыты очень добрыми бронями. Даже лошади, кои поистине огромны и очень сильны. Но для них есть пищали – верное средство, способное свалить любого.
– Так это что получается? Всадники более и не нужны для войны…
– Почему не нужны? Очень нужны. Но такие, как вы. Умеющие воевать сообща, конным строем и слушаться приказов даже в пылу боя. Или ты не понял, чем вы с ребятами из сотен отличаетесь от иных ратников?
– Понимаю, – с самым серьезным видом произнес Даниил. – Но мы не сможем прорвать такой строй.
– Сможете. Но не в лоб зайдя, а со спины или сбоку. Сила конницы заключается в возможности быстро передвигаться по полю и заходить в атаку с удобного для нее направления. А не вот так – дуриком. Сила же армии в том, чтобы и пехота, и конница, и артиллерия[75] действовали заодно. Эти отвлекли, те обошли и ударили в спину. Если же повезло, то подставили перед тем под губительный обстрел огненным боем. Не одной рукой бить, а двумя и еще ногами добавлять. Худо разве с коня ногой в зубы? Так ведь еще и давить можно, топтать копытами, сбивать с ног и прочее, прочее, прочее. Много всякого можно выдумать. И все это нужно с умом сочетать там и тогда, где должно.
– Да уж… – покачал Даниил головой. В его голове все произошедшее укладывалось плохо. С одной стороны, он видел победу своими глазами. Дважды. И какую разгромную! С другой стороны – отказывался верить самому себе. Своим глазам. Ему казалось будто это все дурной сон. Морок какой или иное наваждение. Происки лесных духов или злокозненных бесов. Он надеялся на то, что утром завтра он проснется и ничего этого не будет, а все воспоминания окажутся просто сном… И тут, словно улучив момент, подъехал командир пехоты, светящийся как неоновая лампочка.
– Иван Иванович. Посчитали мы раненых и убитых. Дюжина на двух пришлось.
– Двух? – удивился Холмский. – Всего двое убитых?
– Да. Это там куда литвин пробился через пики. Ежели бы не сплоховали, то и того не было. Но те, кто не удержал пики, те и полегли. Сказывают – спужались.
– А раненые как? – поинтересовался княжич. – Сильно побило?
– Да не очень. Трех изрядно, но оклемаются. Приложило их, конечно, от души. Но доспех добрый – сдюжил.
– Как скоро идти смогут?
– Та полежат немного. Отдохнут и наутро уже должны ходить. Крайний срок – на второе утро.
– Хорошо, – кивнул Ваня и многозначительно взглянул на Холмского, степень морально-психологического разгрома только что взяла новые высотки. Чтобы спасти бедолагу от впадения в тоску, княжич решил занять его делом, дабы отвлекся. – Посмотри, кого там твои повязали. Надо понять – нужны такие пленники и какая с них польза может быть. Даниил?! – окликнул он его, видя, что тот не слушает.
– А? Да-да. Конечно. Сейчас, – затараторил Холмский и, толкнув шпорами коня, с места перешел на рысь.
Глава 6
1471 год, 4 июля, Новгород
Допрос пленных новгородцев и литовцев подтвердил предположение Вани о том, что здесь, на реке Шелони, должны были объединиться новгородские силы с частным литовским войском во главе с князем Чарторыйским.
Сам Александр Васильевич, кстати, тоже попал в плен. Пуля, выпущенная из пищали, попала его коню в лоб и, проломив череп, оборвала жизнь. После чего последовал дивный полет через голову животинки. Из-за чего он был найден на поле боя без сознания и едва недобит. Холмский вмешался. Явных ран не было, а пленник, судя по доспехам, ценный – с такого не грех и выкуп требовать. А умрет, так и пес с ним. Но добивать пока рано.
– Вот скажи мне, – задумчиво произнес Ваня. – Зачем ты, серьезный мужчина, ввязался в это сомнительное дело?
– Почему сомнительное?
– Так с чего прибыток-то тебе? Али заплатил кто наперед? – От этих слов Чарторыйский едва заметно вздрогнул. – Заплатили, значит. Казимир или кто из новгородцев? Что кривишься? Я знаю, ты свой меч ценишь и просто так ветер гонять им не станешь. Воюешь только за монету. Кто тебе заплатил? Твой сюзерен или наниматель?
– Ты настолько невысокого мнения обо мне? – наигранно удивился Чарторыйский, имея в виду одно, но княжич, будучи продуктом другой эпохи, подумал совсем иное.
– Ого! Так тебе что, и Казимир, и новгородцы заплатили? – И улыбнулся, заметив, как у того снова дернулось лицо, выдавая с головой. – Как интересно жить… Но я тебя не осуждаю. Ты правильно поступил. Надо было только, как полтора десятилетия назад, на заимке какой переждать. Зачем в бой полез-то?
– Пешцы… – процедил сквозь зубы Александр Васильевич.
– Ой, ну ты меня удивляешь. Али во Фландрии и у горных швейцарцев нету доброй пехоты? Ладно другие, но ты-то чего дурил? Неужели устыдился перед пехотой отступать? Ха! Неосторожен ты стал! Неосторожен. Нужно было сесть на заимке да подождать, чего соглядатаи выведают.
– Ты много болтаешь, – буркнул очень недовольный и мрачный князь.
– Мне можно. Я могу даже и выкупа не брать.
– Отчего же? – насторожился Чарторыйский.
– Зачем мне тебя отпускать?
