Внезапно из прихожей раздался громкий звон колокольчика. Все разом повернули головы. Лиза, вся вспыхнув, тихо сказала:
— Это он!
Мякишкин подтолкнул супругу в сторону прихожей, а сам обратился к Ивану:
— Я прошу вас, сударь, ради дружбы с вашим отцом, не надо скандала.
Иван сидел за столом ни жив ни мертв, ожидая появления новоявленного работорговца, решившего купить себе наложницу, — ведь именно таким представлялся ему нынешний Лизин жених. В прихожей зашумели, двери отворились, раздалось: «Добро пожаловать, сударь».
Иван в страшном волнении глядел на притворенные двери, ожидая выхода жениха. Лиза же потупила взор, стараясь глядеть лишь перед собой. В этот момент она походила на овечку, коих так любят изображать на фаянсах, деланных под немецкие.
Шум все возрастал, приближаясь к дверям, которые наконец разом распахнулись, и в гостиную вошел граф Драчевский.
— О! — вырвалось у Ивана.
Граф, увидев сидевшего за столом Безбородко, тоже сильнейшим образом смутился, однако уже через пару секунд полностью овладел собою и, поглаживая холеной рукой черную бородку, подошел к столу.
— Здравствуйте, сударь, — небрежным тоном обратился он к Ивану. Видимо, Прасковья Гавриловна уже успела ему шепнуть в прихожей, что у них гостит друг семьи. — Вот уж не ожидал вас здесь увидеть, — надменно произнес граф фразу, по праву принадлежавшую Безбородко.
Тому лишь оставалось проглотить унижение. Однако Иван не сдавался.
— Как, — обратился он, вскакивая со стула и повернувшись всем телом к Мякишкину и Прасковье Гавриловне, — и вы решились отдать единственную дочь свою, можно сказать, продать ее этому извергу? Как же вам не стыдно! — в сердцах воскликнул он, а уж нос начал сильно чесаться и слезы предательски подступали к огромным, широко распахнутым глазам, с недоумением взиравшим на родителей Лизоньки.
Драчевский небрежно повел бровями, что являлось для него характернейшей чертой недовольства. Иван же хотел еще что-то сказать, но слезы разом хлынули двумя потоками. Молодого человека заколотила мелкая противная дрожь, словно бы лихорадочное волнение, и он, махнув рукою, выскочил из гостиной, не желая, чтобы Лизонька видела его в таком жалком виде. Драчевский изобразил полнейшее недоумение на лице, оглядев оторопевших родителей невесты, и театрально развел руками.
— А ведь этот юноша не в себе, — заметил он. — Болезненный слишком.
— Оставьте Ивана Ивановича в покое! — неожиданно воскликнула Лиза и побледнела от смущения.
Граф внимательно поглядел на нее, но ничего не сказал, только пожал плечами и уселся за стол напротив будущей жены.
Иван же, подхватив накрывку, шапку и шарф с платками, выбежал на площадку и стал торопливо спускаться по лестнице, гулко топоя по каменным ступенькам. Уже у выхода его нагнал отставной поручик.
— Сударь, сударь, Иван Иваныч, дорогой вы мой! — вскричал он, несколько запыхавшись. — Вы это, вы все не так поняли, братец. Все не так, как кажется.
— Что не так? — сильно злясь и торопливо утирая лицо платком, воскликнул Безбородко. — Что я не так понял? Вы, сударь, дочку свою продаете, чего ж тут не понять! — Иван начал накручивать себе на шею множество платков, коими снабдила его в дорогу добрейшая Аглая Ивановна. — И ладно бы какому-нибудь приличному человеку! Так нет же, нашли во всем Петербурге самого что ни на есть ужасного человека и давай ему Лизоньку совать, дескать, бери ее, ешь!
— Что вы такое говорите, сударь? — оторопел отставной поручик и даже несколько отпрянул от Ивана, хотя до этого помогал надевать тяжелую накрывку.
— А то и говорю, что это зверь в облике человеческом, — не унимался Иван.
— Вы, похоже, и правда не в себе, — заметил Мякишкин.
Ему так удобнее было думать, потому что поручику было неудобно за не сдержанное перед отцом Безбородко слово, да и само сватовство графа казалось чем-то сказочным, чего в обыкновенной жизни не бывает. А теперь приходит в дом бывший жених и начинает говорить, что граф — зверь и изверг, каких еще в городе поискать. Конечно, Мякишкин несколько призадумался, но граф подсказал ему, как унять совесть, намекнув, что молодой человек еще сильно нездоров, а потому может быть слаб на голову.
Отставной поручик отодвинулся от Ивана еще далее и произнес:
— Шли бы вы домой, Иван Иванович, а то вы совсем нынче плохи. Право слово, не надо было вам сюда приходить.
Сказал это, тяжело вздохнул и пошел обратно в квартиру, провожаемый жалобным взглядом Ивана. Уже поднявшись на площадку бельэтажа, Мякишкин обернулся и сказал:
— Мы ведь для дочери нашей стараемся. Так-то вот.
И ушел. Иван постоял еще некоторое время, прислушиваясь к затихшим шагам, а затем резко рванул дверь на себя и вышел на улицу.
Глава седьмая
Уже на подъезде к мосту, перекинутому через Крюков канал, увидал Иван стоявший перед домом, в коем проживал он с тетушкой, старинный расписной возок с запряженной тройкой. Возок сей принадлежал генералу Гаврилову. Безбородко заторопил извозчика, боясь, как бы не вышло со стариком какой беды. К тому же он помнил, что за напасть приключилась с генералом, о чем тот ему по секрету поведал в своем кабинете. Гаврилов всячески старался скрыть от семьи неотвратимо надвигающееся несчастье, надеясь выкрутиться своими силами. Теперь же старик, узнав от заходившего к Софье Ломакина, что его бывший письмоводитель выздоровел, поспешил к нему за советом, а может, даже и за поддержкою.
Едва только Иван вошел в гостиную, как сидевший подле Аглаи Ивановны генерал, весь изведясь отсутствием молодого человека, тотчас же поднялся с прытью необыкновенной, что красноречивее всяких слов говорило о важности дела.
— Здравствуйте, ваше превосходительство, — слегка поклонился Безбородко генералу.
— Здравствуй, голубчик, здравствуй. Как ты себя чувствуешь? — спросил Гаврилов, с беспокойством оглядывая раскрасневшееся от быстрого подъема по лестнице лицо молодого человека. — Родион говорил, что ты уже ходить стал, и даже гуляешь. Так я вот и примчался.
Генерал оглянулся несколько раз на Аглаю Ивановну, показывая, что имеет к Ивану секретный разговор. Но тетушка уже и сама догадалась, что мужчины хотят остаться наедине, а потому, сославшись на какие-то спешные распоряжения по кухне, удалилась. Иван и
