Но первым, что бросилось в глаза, все же оказались кандалы, которыми были прикованы мои руки и ноги. Правая кисть прочно пристегнута к камню сзади, а левая — чуть впереди над огромной чашей, внутри которой алым зеркалом блестела влага. Это была кровь, моя и Нимаэль Моранен, что оказалась распластана чуть левее, зеркально повторяя мою позу. Кажется, она еще не успела до конца прийти в себя. Взгляд ошарашенно блуждал по помещению. Обычно светлые, немного золотистые глаза напоминали два черных озера из-за расширенных зрачков.
— Ты в порядке? — спросила я тихо, и голос вышел хриплым и дрожащим.
Нимаэль повернула голову и будто впервые заметила меня. Но затем на бледном лице появилась тень улыбки.
— Вполне. Если считать, что вот в той чаше — томатный сок, а наши руки просто в нем испачкались.
Я вяло улыбнулась в ответ.
И в этот миг из-за угла появился тот самый черноволосый друид, мгновенно лишив нас последних остатков самообладания.
— Что происходит, Даллар? — выкрикнула Нимаэль, повернувшись к мужчине. — И где мы находимся?
Прежней почтительности, которая должна присутствовать в обращении магианы к своему ректору, не было и в помине.
Друид поднял на девушку долгий тяжелый взгляд, сминая в руках листы какой-то книги.
— Мне жаль, дорогая, — ответил он хриплым, слегка скрипящим голосом, от которого по спине прокатилась волна колючих мурашек. — Но сегодня твоя жизнь, как и жизнь этой бедной девочки, — он коротко кивнул в мою сторону, — оборвутся. Вам стоит лишь знать, что все это во имя благой цели.
Я поняла, что меня трясет. Осознание происходящего наконец полностью уложилось в голове, и паника начала сминать разум, как штормовые волны.
— Нимаэль, мы умираем… — тихо произнесла я, бросив взгляд в багряную чашу, на которую так долго не хотела смотреть.
Блестящая поверхность исходила рябью от каждой новой капли.
Левое запястье болело. Я не чувствовала пальцев, приобретших опасный синеватый оттенок. Пальцев, по которым вниз струились змейки крови.
Когда друид успел приковать нас? Когда разрезал вены? Я не видела и не помнила. Но, возможно, это было к лучшему.
— Держи себя в руках, — бросила мне друидка и нахмурилась, дернувшись в кандалах, будто проверяя их на прочность.
— Можете не стараться, — сказал мужчина, медленно подходя к нам. С одного стола, который выглядел, как полированный валун, он взял глубокий серебристый кубок, положив на его место свои мятые записки. — Все продумано. А ваша смерть будет максимально безболезненной.
— Вы с ума сошли? — проговорила я, едва шевеля языком. Голос отказывался повиноваться. Горло сжало сухим спазмом страха. — Зачем вам наша смерть?
— Затем, что вы обе — наследницы печатей Тиамант, — легко ответил друид, оказавшись прямо возле огромной алой чаши. Он осторожно зачерпнул оттуда нашей с Нимаэль крови, стараясь не запачкать пальцы.
А потом вдруг очутился настолько близко, что чувствовалось, как злая Тьма, сочащаяся из его глаз, облизывает мою кожу.
Я поморщилась, пытаясь отодвинуться от этого человека, но наручники держали крепко.
В следующее мгновение он запрокинул голову и заунывным голосом начал произносить слова какого-то заклятия. По ребрам скользнула ледяная волна ужаса. Не знаю, что помогло мне понять происходящее — недавний опыт или интуиция, но с каждым словом я все отчетливее ощущала в колдовстве ректора ХАМа ступени тринадцатого уровня. Невозвратное заклятие. Магию темных богов.
А потом Даллар вдруг резко открыл глаза и сделал несколько быстрых глотков из кубка. По тонким губам вниз стекла капля нашей крови.
Меня затошнило. Нимаэль отвернулась, стиснув зубы и бросив:
— Больной ублюдок…
Но уже через несколько секунд мы почувствовали на себе результаты его черной волшбы. Друид отбросил питье. Остатки багряной жидкости растеклись по полу отвратительным темным пятном.
Он подошел к нам и по очереди разорвал сначала ворот моей рубашки, а затем Нимаэль, почти обнажив нам обеим грудь.
И хоть в этот миг мне должно было быть вовсе не до стыда, но я все же покраснела. Мы с друидкой одновременно опустили головы и выдохнули: на коже загорелись печати. Теперь, когда оказались видны и мои символы, и символы Ним, стало ясно: это две части одного целого.
Ректор Живой академии подошел еще ближе, с придыханием касаясь пальцами черных и золотых полумесяцев на наших телах.
— Убери руки, — скривилась Нимаэль, а я еще сильнее вжалась в стену, чувствуя, как меня буквально захлестывает чужеродная Тьма.
Но Даллар, ни на что не обращая внимания, резко произнес:
— Shelliar![11]
И стены темной пещеры в тот же миг задрожали. Под горячими, почти лихорадочными руками друида мои символы загорелись черным пламенем. Стало горячо и больно, будто кто-то каленым железом повторяет каждый завиток таинственных знаков.
Нимаэль зашипела и дернулась так, словно пыталась укусить отвратительного друида за руку. Но ректор ХАМа практически сразу убрал пальцы, выдохнув:
— Ну, вот и все.
А затем распахнул собственный ворот, чтобы мы все увидели то, ради чего творилась эта опасная магия: безупречный черно-золотой круг на его груди. Круг, содержащий в себе буквы с наших тел.
— Единая печать Крови и Рока, — прошептал Даллар, любуясь знаками, которые становились на нем тем ярче, чем бледнее были на мне и Нимаэль.
— Теперь вы нас отпустите? — спросила я, удивляясь, насколько тихим оказался голос. Словно на разговоры оставалось все меньше и меньше сил.
И немудрено. Кровь продолжала вытекать из вен медленно, но это неотвратимо приближало конец.
Все холоднее с каждой секундой. В глазах плясали сиреневые звезды, а голова предательски кружилась.
— Увы, нет, — ответил Даллар. — Печать полностью обретет силу только с вашей смертью, девочки. Так что придется немного подождать.
С этими словами он безразлично отвернулся и ушел куда-то в сторону, скрываясь за углом небольшой пещеры.
Вот так мы и остались в густой, опьяняющей страхом тишине. Только глухое постукивание капель крови по чаше нарушало предсмертное безмолвие.
— Мы должны как-то