И почему я раньше сюда не приходила. Кажется, здесь я могла найти ответ на любой интересующий меня вопрос.
Гуляя по тропинкам, вдыхая такой чистый и свежий воздух, улавливая едва заметный аромат роз, которые уже давно отцвели, но с божьей помощью продолжали о себе напоминать, я успокаивалась. Моя голова была легкой, мысли улеглись по полочкам, позволяя мне все обдумать.
Мы все живые существа, мы эмоциональны и каждый имеет право погружаться в свои эмоции, каждый имеет право на высказывание своих чувств. Если мы не будем давать волю нашим чувствам, открывать душу, выпуская все скопившееся там на свободу, то однажды просто перегорим. Превратимся в бездушные куклы. Поэтому Ваня не виноват, и обижаться на него совершенно глупо. Он растил свою фирму словно родного ребенка, холил, лелеял, помогал делать первые шаги, поднял ее на ноги… А теперь его детище оказалось в опасности. Любая мать на его месте вела себя так же. Конечно, он будет винить себя за такой эмоциональный срыв. Но ты, Маша, не вправе его в это винить. Это его моральные устои, и только ему за них отвечать. А ты лучше посмотри на себя, тебя сожрут черви совести за твое вранье и нелепые обиды.
За своими раздумьями я и не заметила, как покинула территорию монастыря и дошла до Третьяковской галереи. Ночной город сиял яркими фонарями, он ослеплял и отрезвлял. Только тут я поняла, что мои ноги ужасно замерзли в промокших кроссовках, что на мне помимо легкого свитерочка тонкая ветровка, которая совершенно не спасает от холодного ночного ветра. В рюкзаке лежали только ключи, кошелек и солнечные очки, которые я так и не выложила. Мобильный телефон остался дома, ведь когда я обижаюсь, то забываю о важных вещах. Но я отчетливо помнила об одном, как я обещала Ване засыпать и просыпаться на одной кровати, чтобы между нами не произошло.
Метро уже не работало, троллейбусы и маршрутки тоже перестали ездить, я шла вдоль улицы в надежде найти хоть одну желтую машину, по пути не переставая голосовать, рассчитывая на доброту проезжающих людей. И о чудо, мне попался настоящий джентльмен, который увидел продрогшую меня и не смог проехать мимо.
— Ты чего так поздно одна гуляешь? — спросил меня водитель. Мужчина лет около тридцати. У него были широкие плечи, большие руки и грубоватый голос, но ко всему прочему у него была шикарная и искренняя улыбка, а еще вьющиеся каштановые волосы, которые так и наровили залезть в глаза. — Садись давай, а то глядя на тебя мне самому холодно становится.
— Спасибо, — произнесла я дрожащими губами. Забыв про все советы подруг, уроки бабушки, я наплевала на правила личной безопасности и плюхнулась на переднее сиденье. Пристегнулась и только потом посмотрела на водителя. — Хотела подумать, вот и вышла на свежий воздух.
— Куда ехать?
— Мароновский переулок знаете? Если Вам не по пути, то высадите меня, пожалуйста, там, где есть такси.
— Тебе повезло и нам по пути. И о чем же ты так задумалась, что оказалась в этом месте?
— О жизни в общем и о себе непутевой, в частности. Меня, кстати, Маша зовут.
— А я Петя, рад знакомству. Ты давай не стесняйся, снимай обувь и залазь на сиденье с ногами. Я аккуратно вожу машину, тебе нечего бояться, можешь устраиваться как тебе будет удобно, с ногами на сиденье гораздо теплее будет.
— Слишком много Петь за сегодня, — я печально вздохнула и последовала совету Петра. Так действительно оказалось теплее.
— Что, так звали твою несчастную любовь?
— Если бы, так зовут проблему моего мужа. А ты вот кем работаешь? — наверное, мой мозг настолько замерз, что я необдуманно и без разрешения опустила все формальности и перешла на ты. Где же твои манеры, Марья?
— Я работаю врачом скорой помощи. И опережая твой вопрос, я не фельдшер, я врач, хотя многие считают, что это одно и тоже, только вот у фельдшеров нет высшего образования, они не имеют права принимать роды, делать трахеотомию, и кучу всего еще, а я могу. Хотя, в экстренной ситуации им тоже можно все. Что касается тебя, — он на мгновение оторвался от дороги и посмотрел на меня. — Тебя зовут Мария, ты замужем, значит должна сейчас греться в объятьях мужа, но вместо этого ты мерзнешь на улицы. А еще есть Петр, который является проблемой твоего мужчины. Подожди, твой муж гей?
— Боже упаси, — я засмеялась, — все медики обладают такой странной мыслительной последовательностью? Мой муж замечательный человек, ласковый и заботливый, любит меня, и он не гей. Просто случились проблемы на работе, и мы немного повздорили.
— Так, что он тебе руку вспорол? Только сейчас заметил. Нужно обработать, а то еще инфекцию занесешь, — Петр припарковался, вышел из машины, залез в багажник, достал настоящий медицинский ящик кислотно оранжевого цвета и вернулся в салон. — Сейчас немного пощиплет, но я смотрю, ты не из трусливых, так что справишься.
Он обработал рану на моей руке какими-то совершенно непонятными мне средствами, из всего, что он использовал я узнала только перекись водорода и то потому, что она пенилась, затем он нанес какую-то мазь и осторожно забинтовал руку.
— Сегодня желательно не мочить и не трогать, а завтра с утра можешь все снять. Фух, — он актерски вытер рукой лоб, будто сделал, что-то ужасно тяжелое, — моя миссия врача выполнена и теперь я не сгорю в аду.
— Спасибо, — я улыбнулась мужчине и прижала к груди пострадавшую руку, будто маленького ребенка.
— Ты уверена, что не нужно вызывать полицию? Мужчина, травмирующий женщину, это не мужчина, это урод, которого нужно ликвидировать.
— Нет, что ты Ваня не такой, я сама порезалась, когда пыталась убрать осколки. Говорю же, он очень заботливый, он никогда меня не ударит.
Всю оставшуюся дорогу мы ехали, разговаривая на разные темы. Петр рассказал о том, что всегда хотел быть педиатром, даже отучился на него, но вот с тяжелой реальностью справиться не смог, когда погиб его двухмесячный сын, жена ушла к любовнику, он решил, что лечить детей, это не его. Сначала запил, потом благодаря своим родителям одумался, прошел переподготовку и устроился работать на станцию скорой помощи при детской областной больнице. Ему нравилось, все свое время он посвящал работе и думать о создании новой семьи у него не было не сил, не
