— Птицы вернулись.
На нижних ветках ближайшего дуба сидели вороны.
Путислав посмотрел на них и сказал:
— Как же? Тут им угощение…
Кочень его не услышал, снова сомлев. Он и сейчас был без сознания и Лютобора это устраивало. Приходя в себя, воин стонал, его раскачивало в седле, мутило. Время от времени, он скрючивался, склоняясь к земле в попытках опорожнить свой давно пустой желудок.
Путислав ехал за Лютобором и иногда даже помогал ему советом. Но по большей части разговаривал с Мезеней. Молодой дружинник удивлялся храбрости и ловкости отрока.
— С одним ножом против зрелого мужа! Я думал беда! А он устоял…
— Видать Мечеслав учил хорошо. — Не без удовольствия ответил Путислав. — Я ему расскажу, будет сыном гордиться.
Лютобор слушая этот разговор, вспоминал воинскую науку. Отец брал прут и бил им сына, который должен был увернуться. Отрок частенько не успевал. Тогда его тело горело от ударов, а душа от обиды. Теперь он испытывал к отцу благодарность и думал, как лучше эту благодарность выразить. Решил, что обязательно подарит ему и коня и оружие добытые сегодня. Представлял, как будет стоять перед ним осыпаемый похвалой и, делать вид, что совсем не гордится. Страстно этого желая, он робко надеялся на то, что это случится прямо сегодня.
«Великий князь славный воитель! Уже, небось, побил Пургаса. Вызволил отца из плена и возвращается с победой!»
Скоро бесконечный лес расступился. Тропа вывела к береговому откосу. Внизу холодный и пустынный лёд Волги, багряно догорал в закате. Княжеских дружин нигде не было видно.
Глава четырнадцатая
Жилята долго крутил в руках шлем, рассматривая его в свете свечей. Оценив оставшуюся на железе глубокую отметину, с уважением произнес.
— Могучий удар. Сильный был муж. — Посмотрел на Лютобора. Отрок сидел за одним столом с воинами и очень этим гордился, хотя и чувствовал себя не в своей тарелке.
— Как ты сумел его одолеть? — Поинтересовался Жилята.
Лютобор почему-то смутился и вместо него ответил Мезеня.
— Он проткнул его ножом! — Дружинник весь вечер пил медовуху и стал необычайно словоохотлив. — А потом вовсе убил его насмерть! Пробил чеканом череп! И рука не дрогнула! А это ему и тринадцати нет…
— А тебе, сколько было? — неожиданно спросил его Путислав. Взгляд его выражал неодобрение и Мезеня оробев, замешкал с ответом.
— Шестнадцатый шел. Мы татей поймали. Тех, что купцов под Суздалем грабили. Авдей сказал их порешить. — Дружинник взялся за кувшин с медом. — Я одному в голову сулицу вогнал. Потом доставал, меня аж замутило. — Он наполнил чашу. — Но я сдержался, а Коченя вывернуло.
— Что-то он слабый, как я погляжу. — Усмехнулся боярин, посмотрев на Коченя, который не то уснул, не то снова сомлел.
— Чего это слабый? — Заступился за друга Мезеня. — Он в тот раз двоих уложил. Одного копьем. Другому из лука прострелил брюхо. Тать долго доходил. Лежал и выл, потом скулить начал. Мы, молодь, на него старались не смотреть. Авдей подошел и спросил кто его… — Мезеня хлебнул меда, и речь его вновь сделалась ровной, хотя и зазвучала глухо. — Сказал, кто поранил, тот пусть и докончит. Да горло резать не велел. Заставил ножом в сердце колоть. А Кочень трясся и не попадал. Но, всё же, как-то его запырял. Кровищи натекло! Кочень блевал прямо в неё, а Авдей насмехался…
— Ну, будет, будет! Затеял песню! — Путислав досадливо прервал парня. — Допивай мёд и хватит тебе. Ступай почивать! Куда в свой шатер?! Здесь почивай! Эй, Прокл, постели ему!
* * *Лютобор хотел еще посидеть за столом, но заметил, недовольный взгляд дяди. Всё понял, и не стал ждать, когда его выдворят как Мезеню. Направляясь к своему ложу, подумал, что разговор старших, сможет подслушивать и оттуда. Те долго молчали. Лютобор ждал, ворочаясь в постели. Вернулись мысли об отце. Когда же он с ним встретится? Может быть завтра? Скорее бы уже наступил новый день! Лютобор принялся торопить сон, не замечая, как в него погружается.
* * *Только убедившись, что кроме них в шатре все спят, Жилята обернулся к боярину.
— Не доверяешь? — Спросил он, кивнув в сторону сопящего на лежаке Мезени.
Путислав пожал плечами.
— Уж больно языкаст он нынче. Но, это от хмеля. Проспится — велю держать рот на замке.
— Боишься, начнёт про поганых рассказывать?
— Чего мне бояться? Что он расскажет? Что он о них знает? А мы? — Путислав пытливо посмотрел на воина. — Кто это такие? Чего они ждали? Понятно — гонца посылали к Пургасу. Сговаривались с ним? А почему потом ушли?
— Может, не сговорились? — Предположил Жилята?
— О чем не сговорились? Мы ничего не знаем! — С нажимом повторил боярин. — Но думаю, что Смага, не тот о ком мы думаем.
— Чего это? — Удивился Жилята. — Приметы сходятся!
— Это да! — Кивнул боярин. — Но ты ведь тоже Климентия знал! Припоминай, каков это хват! Уж коли что решил, сделает, что надо и своего добьётся! Такой наших ребяток, попросту прирезал бы! Как монаха Пимена. Если хотел в тайне остаться.
— Если хотел. — Вслед за боярином повторил Жилята. Блуждая взглядом во тьме шатра, он случайно наткнулся на Лавра. Отсвет жаровни в глазах, сказал Жиляте, что лекарь не спит, а из темноты внимательно, смотрит на боярина. Лавр, видимо почувствовал взгляд, потому что посмотрел на Жиляту. Медленно поднялся с лавки, на которой ему было постелено. Нетвердо шагая и заспанно моргая на огонь свечей, направился к ложу Изяслава. Склонился над ним и какое-то время стоял над раненым, прислушиваясь к дыханию. Всё это время Путислав встревожено наблюдал за лекарем.
— Ну, что с ним? — Наконец не вытерпел.
— Спит. — Отозвался Лавр. — А когда проснется, ведает Господь. А я буду молиться. — С этими словами он поклонился иконе и вернулся к своей лавке. Укладываясь в постель, он снова взглянул на воина. Сна в его глазах не было.
Жилята задумался над этим и не сразу обратил внимание на слова боярина. Тот объяснял для чего тут Мезеня.
— Не хочу, что бы он о моём пленном рассказывал. Эрзянин поведал нам очень важное. Особенно важное, для кое-кого из князей. Вот я и не знаю, пока, что с этим делать. Но ничего! Поговорю с нашим князем, да и решу! Ему ли, пленного отдать, или быть может кому-то другому? — И видя удивление в глазах Жиляты, лукаво сощурился. — А что?! Юрий то наш князь, конечно же великий, а всё же таки, поди, не единственный. — Усмехнувшись непониманию своего ближника, боярин допил мёд и встал из-за стола.
— Однако засиделись мы! Давай, помогу до постели добраться! А то ты увечный, а господь наш таким помогать заповедал…
* * *Завтракали
