Эшли с Дином выглядели идеальной парой. Коллеги и единомышленники, они превосходно дополняли друг друга – ее анализ и удручающая скрупулезность уравновешивали его полубредовые интуитивные порывы, а Диноэловы вдохновения чудесно оживляли ее логические построения. Вдобавок темноокая и темноволосая Эшли была красива строгой и неброской красотой, чего сердцеед Дин не мог не оценить, в интимном плане тоже никаких противоречий не возникало, вдвоем им было надежно и спокойно, однако именно это спокойствие странным образом и мешало развитию отношений – подобно полному штилю, оно не позволяло двинуться ни в какую сторону. Как будто бы специально созданные друг для друга, они стояли у некоего рубежа, не решаясь его преодолеть, и никакое потрясение пока что не торопилось раскачать ситуацию, чтобы перевести ее в новое качество. Судьба сталкивала их снова и снова, к обоим уже подкрадывался критический возраст, а дело все не сдвигалось с мертвой точки.
Поднялись на галерею. Дин взгромоздился на стол, Эшли села на стул, Алекс досталась кровать.
– Девчонки, – иногда в Диноэле вдруг просыпался былой король вечеринок, – есть две новости – плохая и очень плохая. Начну с просто плохой. Отдел закрывают, «Спектр» вообще заколачивают – колом, как вампира. Всех нас выставляют на улицу, в Институте реформы и полная смена руководства. О совсем плохой новости вы уже слышали – Тратеру выводят в зед-куб, а нас опять-таки выгоняют. Но это фасад. А за фасадом вот что…
Как для всякого интуитивно мыслящего человека, для Дина было настоящим мучением излагать кому-то, даже близким друзьям и единомышленникам, свои взгляды и соображения. Даже при самом старательном пересказе едва ли один из сотни слушателей смог бы понять и воспринять тот скачущий набор ассоциаций, которым он руководствовался в жизни и на основании которого принимал решения. Поэтому Дин, наученный горьким опытом, взял себе за правило, используя что-то вроде внутреннего перевода, говорить максимально просто, даже примитивно, прибегая к тому, что именуют «суконным языком». Результат этих усилий вызывал у него самого отвращение своей банальностью, но, к его удивлению, никто не обижался («Что ты с нами как с дебилами разговариваешь?!»), а уровень взаимопонимания подскочил на несколько порядков. Но полностью контролировать свою речь получалось не всегда, и частенько мысль перелетала черт-те куда.
– Девчонки, простите меня. Я притащил вас сюда, а сделать мы ничего не сделали.
– Дин, ты разговариваешь не со своими призраками, а с живыми людьми. Давай конкретней.
– Да, да. Конкретно на нас ополчился жучила по имени Джон Доу – я вам о нем рассказывал, – он-то и выживает нас отсюда, а Тратеру, видимо, отдадут региональщикам, то есть грушатникам. Масштаб у этого Джона Доу сенаторский, и он подозрительно много знает о наших делах.
– Давно надо было бросить всю эту лабуду и ехать на Траверс, – вмешалась Алексис.
– Забудьте про Траверс. Тратера – зона Института, а Траверс – зона «Спектра». А «Спектра» больше нет, хуже того, мы там теперь вне закона, если англичане и леонидяне хоть что-то заметят, против нас бросят армию и спецназ. К этому у них теперь есть формальные основания. Защищать там больше нечего. Кого мог, я услал, кого мог – прикрыл или предупредил. Все, Траверс кончился. Если есть охота побегать там и пострелять – пожалуйста, но только в частном порядке. Но я в частном порядке хочу заняться Тратерой.
– База.
– Да, База. Джон Доу хочет стать ее единоличным владельцем, а я хочу ему помешать. Айвен дает нам время до сентябрьской сессии, три с небольшим месяца. Потом – зед-куб, и нас начнут вульгарно отстреливать. Уже сейчас все, что мы создали за эти годы, вся система мониторинга и пресечения контрабанды артефактов активно и целенаправленно уничтожается. Вся наша Служба быстрыми шагами идет к полному развалу.
– Но Айвен директор, он нам никак помочь не может?
– Айвен сам в красной зоне. Для него уже готов маленький уютный кабинет в Западном крыле с полкой для призов по академической гребле. А может, и того хуже – хорошенькая такая мраморная доска. Девчонки, Институт уже никогда не будет таким, как раньше. Теперь самое главное. Приготовьтесь, сейчас буду говорить официально. У меня есть все основания полагать, что здесь, на Тратере, имеет место заговор на почве несанкционированного контакта, который может привести к катастрофе стратегического масштаба. Я собираюсь вмешаться в эту историю, потому что это наш прямой долг, и еще потому, что хочу подпортить Джону Доу удовольствие. Сразу предупреждаю о двух вещах. Первое: не будем строить иллюзий, остановить процесс мы уже не сможем, мы зевнули и опоздали, я не ожидал такого поворота событий, игра проиграна, поезд, скорее всего, уже ушел. Единственное, что нам остается, – разобраться, что произошло, и сообщить наверх, как обстоит дело и кто виноват, – может быть, еще что-то удастся предотвратить. Допускаю, что придется действовать и самим. Второе: никаких полномочий у меня нет. Это исключительно моя личная инициатива, на собственный страх и риск. Ни Джон Доу, ни теперешнее руководство Института спасибо нам не скажут, а напротив, могут попытаться помешать или даже от нас избавиться. Кугль в этом уже убедился.
Диноэл сделал приличествующую случаю паузу.
– Поэтому. Приказывать не могу. Вы вправе отказаться и хоть сегодня уехать отсюда, куда глаза глядят.
– Да пошел ты, – неласково сказала Алекс.
– Ну почему. Эшли может устроиться военным советником – где угодно с руками оторвут, тебе с твоей электрикой тоже обеспечены очень теплые места – хотя бы в том же «Кербере». Но врать не буду, мне нужна ваша помощь, хотя втягивать вас в эту историю у меня нет ни малейшего права, ни желания.
– Слушай, кончай эту лирику и переходи к делу, – снова не выдержала Алекс. – Никуда мы не уедем.
– Эшли, а ты что скажешь?
Глаза у Эшли были цвета чая крепчайшей заварки, почти черные и неизмеримой глубины. Зеленые глазищи Алекс, напротив, были плоские, как блюдца, по которым скакали чертики.
– В кои-то веки раз я согласна с Алекс. Когда мы подписывались на это, все знали, что покупают билет в один конец. Так что не будем об этом.
Диноэл кивнул:
– Хорошо, пусть так. Тогда запускаемся. В таком случае вопрос первый, он же нулевой – для проформы, чтобы к этому не возвращаться. Что происходило и происходит подозрительного, какие новые люди появились, какая странная активность и все прочее – вы девушки грамотные, вас учить не
