приемом под названием «локтем к доске» и заявила, что объявляет ему самую лютую войну до тех пор, пока он не перестанет издеваться над учителями.
– Ну и чего вы мне сделаете-то? – нагло ухмыльнулся Вахрамеев, несмотря на то что все-таки признавал за классной руководительницей кое-какие права.
– Все! Ты меня достал, Андрюш-ш-ша, – змеей прошипела ему в лицо Анна Сергеевна. – Ты утверждаешь, что ненавидишь школу! Так я тебя из нее не выпущу! У меня два предмета: русский и литература. Этого хватит, чтобы бесконечно оставлять тебя на второй год! Я тебя сгною в школе, Вахрамеев!
– Не сгноите, – с кривой усмешкой ответил Андрей. – На второй год оставляют с тремя двойками.
– Грамотный, да? – Анна Сергеевна сатанински улыбнулась. – Все-то ты знаешь, Вахрамеев! А математика! Забыл Лидию Гавриловну? Ай, нехорошо!
При упоминании решительной математички лицо Вахрамеева моментально сделалось испуганным. Довольная произведенным эффектом, Анна Сергеевна убрала локоть от его груди и, нежно улыбнувшись, сказала:
– Вижу, вспомнил! Иди, Андрюшенька. Ты пока свободен.
И вот сегодня этот самый Вахрамеев зачем-то ждал ее на крыльце школы.
– Ансергевна! Здрась! – при виде классной руководительницы зычно прокричал он, яростно отплевываясь от снега. – Я это… я предлагаю… зарыть топор войны!
– Надо же, как ты изысканно выражаешься! – восхитилась Анна Сергеевна. – Вот ведь можешь, Вахрамеев, когда захочешь.
– Ну так как… вы не против? – проигнорировал он ее иронию.
Анна Сергеевна обреченно вздохнула и ответила:
– Попробуем… только, смотри мне, если что – я быстренько отрою его обратно!
Вахрамеев счастливо и неожиданно красиво улыбнулся, взял у учительницы тяжелый пакет, и они бок о бок прошли через широкий дверной проем. В вестибюле школы Вахрамеев сказал:
– Ансергевна! Вас вчера какой-то мужик спрашивал.
– И что? – испуганно спросила она.
– Ничего. Просил передать, что если не дождется вас, то завтра еще придет, ну… то есть… уже сегодня.
– И что? – опять спросила Анна Сергеевна.
– Ничего. Он просил – я передал. Куда волочь пакет-то? Тяжеленный, гад…
– Отнеси, Андрюша, к моему кабинету, пожалуйста. Я сейчас приду.
Вахрамеев согласно кивнул, сдернул куртку, сунул ее своему однокласснику, чтобы тот сдал в гардероб, и потащил пакет на третий этаж. Анна Сергеевна с потерянным лицом остолбенела у дверей, мешая всем проходить в вестибюль.
…Ей тогда было двадцать два года. Она только что окончила Ленинградский педагогический институт имени Герцена. Анне Сергеевне, которая приехала поступать в институт из одного из заштатных городков под смешным названием Козьмолов, после его окончания несказанно повезло: ее распределили не в такой же медвежий угол, как родной Козьмолов, а в одну из очень неплохих ленинградских школ. В медвежьи углы направили несчастных ленинградцев, которые не имели связей для того, чтобы остаться работать в северной столице. В день своего первого Первого сентября, который она встречала уже как учительница русского языка и литературы, Анна Сергеевна ехала в школу на троллейбусе, стоя на его задней площадке. Комната, которую они снимали на пару еще с одной выпускницей ЛПИ имени Герцена, находилась у троллейбусного кольца. Для тех, кто отправляется на работу в час пик, это очень удобно – севшие в троллейбус на конечной остановке оказывались в салоне первыми. Анна тоже имела возможность сесть на сиденье, но не сделала этого, потому что очень не хотела помять надетый специально по случаю Первого сентября строгий учительский костюм темно-синего цвета, который освежала нарядная белая блузка.
По мере приближения к центру города троллейбус наполнялся пассажирами, и уже очень скоро Анна Сергеевна пожалела, что не села на сиденье. В утренней толчее ее прижали к какому-то неопрятному старику, усыпанному перхотью и крошками. В спину ей упирался букет цветов, который мог запросто осыпать ее плечи яркой пыльцой.
На одной из остановок в троллейбус втиснулась стая гогочущих старшеклассников. У них в руках не было букетов, зато от них здорово несло никотином. Один из парней, умудрившись сдвинуть с места старика с перхотью, оказался лицом к лицу с Анной Сергеевной. Вернее будет сказать, что ее глаза поначалу уперлись в его светлую рубашку, видневшуюся из расстегнутого пиджака. Она подняла глаза выше. На нее, улыбаясь, смотрел очень симпатичный кареглазый молодой человек. Если бы Анна Сергеевна уже не была учительницей, она призналась бы себе, что он ей сразу понравился. Но, несмотря на высокий рост, парень явно был школьником, а значит, не представлял для нее никакого бубнового интереса. Анна Сергеевна отвернулась. Молодой человек, который никоим образом не мог признать в нежной девушке дипломированного педагога, сказал:
– Меня зовут Димой, а тебя?
Анна Сергеевна посчитала ниже своего достоинства отвечать какому-то школяру. Она отвернулась, стараясь как можно грознее сдвинуть тонкие бровки и презрительно надуть хорошенькие губки, слегка тронутые розовой перламутровой помадой.
– Какая ты, однако, строгая! – рассмеялся Дима. – Ну… улыбнись! Сегодня же праздник! Это только завтра начнутся нудные суровые будни!
Анне Сергеевне очень хотелось сделать ему первое в своей жизни педагогическое замечание о неуместности фамильярности, но троллейбус как раз подъехал к остановке «Средняя школа». Избавиться от назойливого старшеклассника Анне Сергеевне не удалось, потому что ему, как оказалось, тоже надо было именно в эту школу.
– Я понял! Ты новенькая! – обрадовался он, когда увидел, что понравившаяся ему девушка направляется в сторону родного здания. – В какой класс тебя записали-то?
Разумеется, Анна Сергеевна продолжала упорно молчать, но чувствовала, что начинает краснеть. Парень ее компрометировал в глазах стекающихся к школе учителей, учеников и их родителей. Неугомонный Дима опять рассмеялся и сказал:
– Ну и не говори! Я и так догадался! Поскольку у нас в классе новеньких нет, значит, ты из десятого «Б»! Так ведь?
Анна Сергеевна уже хотела доходчиво объяснить ему, кто здесь есть кто, но ее окликнула завуч:
– Анна Сергеевна! Пойдемте, я провожу вас к вашему классу!
Дима остался стоять возле крыльца школы в состоянии некоторой растерянности. Конечно, их завуч – очень неплохая тетка, а потому вполне могла помочь новенькой девахе найти свой класс… Но почему она назвала ее по имени и отчеству? Неужели учительница? Нет… Не может быть… на ней и костюмчик – как комсомольская форма старшеклассниц…
Анна Сергеевна посмотрела в удивленные глаза Димы с чувством уже нескрываемого превосходства и поспешила вслед за завучем.
На торжественной линейке она стояла возле своего пятого «В» как раз напротив десятого «А», среди учеников которого возвышался длинный кареглазый Дима. Он не сводил с нее все таких же удивленно- растерянных глаз, и она не знала, куда ей деваться от его взгляда.
В конце концов, увлеченная новыми обязанностями и своими первым в жизни учениками, Анна Сергеевна напрочь забыла о долговязом десятикласснике, но уже второго сентября они опять ехали вместе с ним в одном троллейбусе. Наученная горьким опытом, Анна Сергеевна с самого кольца сидела на заднем сиденье, спиной к водителю. Дима протиснулся поближе к ней и, поймав ее взгляд, уже без всякой улыбки сказал:
– Это ничего не значит.
– Что именно? – холодно и надменно спросила молодой педагог.
– То, что вы учительница…
– Ну почему же… – снисходительно улыбнулась Анна Сергеевна. – По крайней мере, мы теперь на «вы»!
