Ничего не помогало. Его жена была неподвижна.
– Не смей от меня уходить, – рычал он в бессильной злобе, понимая, что сделать ничего не получается. – Изабелла Мари Визердейл, ты не оставишь меня. Ты будешь жить, хочешь ты того или нет.
Джеймс склонился над ее мертвым телом. Укус. Один. Второй. Шея. Руки. Ноги. Любая доступная часть тела, лишь бы ввести яд как можно больше, как можно глубже.
Боль была безумная. Изабелла орала внутри себя. Ничего не соображала, не понимала. Ее вновь и вновь засасывало во тьму. Небытие казалось ее спасением. Однако оно отступало и боль вновь нахлынула в ее тело. Она будто купалась к кислоте или ее тело разделывал маньяк-мясник. Все горело. Огонь. Вот она единственное, что ее окружало. Изабелла не слышала ничего, будто она находится в каком-то вакууме, где плавиться один на один со своей болью. Тело менялось, выгибалось, дергалось. Лучше смерть, чем это. Чернота то накатывала, то отступала, уступая место адской боли. Хотелось орать. Царапать и рвать когтями его, чтобы только облегчить все это. И единственная мысль, которая ещё билась в ее голове, заставляя сражаться, держаться, жить была – Джеймс. Она не могла вот так его оставить. Предать его. Покинуть. Он был тем, кто заставлял ее сердце биться. Ее константой. Ее верной тенью, оберегом, ее охотником, любовью всей ее жизни.
Потом в беспросветную боль хлынуло другое воспоминание – маленькое тельце, хрупкие пальчики и тоненькое маленькое тельце. Ее дочь. Та, ради которой она страдала. Та, что она так жаждала. Та, что соединит ее и Джеймса навсегда лучше любых колец и обещаний. Их общая жизнь. Она не предаст их. Она выживет всем назло. Боль словно яростное цунами давило на нее, но ее тело оставалось неподвижным. Морфий – это было единственным возможным объяснением, о чем смогла подумать Белла. Она горела, будучи парализованной на той поверхности, на которой лежала. Изабелла не знала сколько прошло времени: секунды, минуты, часы или годы. Все это смешалось в одну большую огненную кучу. Лишь бы не ощущать это. Лишь бы забыть. Белла молила, чтобы все прекратилось, но никто не внял ее мольбам. Ее тело менялось. Сначала она расслышала свое сердцебиение – частое, резкое порывистое. Затем редкие вдохи. И лишь после неизвестно через сколько времени – огонь стирал все границы, глухие голоса будто из-под купола.
– Карлайл, она жива? – это ее муж, ее Джеймс. – Вдруг мы что-то не то сделали?
– Джеймс, успокойся. Все будет в порядке. Действует морфий. Послушай ее сердцебиение, – Изабелла была готова сама подтвердить это, но чувствовала, что если откроет рот, то заорёт, чем лишь сильнее напугает всех присутствующих.
– Едва ли ты помнишь свое обращение, Джеймс, но у меня большой опыт в этом – почти вся моя семья жива благодаря мне. Это нормально, поверь мне. Жди. Ее тело меняется. Осталось совсем немного.
“Немного” – одно единственное слово билось набатом в ее голове. Немного это сколько? Час? Два? День?
– Она будет обворожительна, – мелодичный, словно перезвон колокольчиков, голос Элис вынудил ее напрячь слух. Он стал гораздо яснее, чем тогда, когда Белла слышала Карлайла.
– Красавица. Моя Белоснежка. Ты справилась.
“Это Джеймс? Почему я никогда не замечала, как глубок его голос? Как он переливается, как меняется его тембр и оттенок? – Изабелла старалась думать об этом, нежели о той муке, все ещё не отпускающей ее тело.
– Осталось совсем чуть-чуть.
Карлайл? Почему она ощущает его так близко, но так далеко, словно он говорит на другом конце комнаты.
– Сейчас позову всех, – это снова Элис.
Чем больше шло времени, тем больше она отвлекалась на мелочи: кто идёт к ней, что говорят, что делают, где находятся. Теперь, слушать было ее любимым развлечением, хоть как-то отвлекающим от того, что творилось с ее телом.
И вдруг тишина. Полная. Абсолютная. Словно разом выключили все звуки. Ее сердце больше не билось. Не было того оглушительного, а затем все более медленного и медленного темпа. Не было и боли. Как по волшебству она исчезла. Было… необычно. Совсем. А ещё Изабелла ощутила, что ее тело вновь ее. Что теперь она не заключённая в коробке боли, а вновь человек… вернее, уже вампир. Пора…
Она открыла глаза. Резко. И поднялась так будто робот – плавно и быстро. Девушка вытянула вперед руки, разглядывая их. Она была совершена. Гладкая белоснежная и такая мраморная кожа словно светилась изнутри. Ногти были идеальными. А затем она повернула голову вправо. Все было таким четким. Ярким. Совершенным. Ее глаза уловили пылинки в воздухе, жужжащую муху на окне и трещинки в полу.
– Изабелла, – этот родной голос поддерживал ее все время ее нескончаемых мук.
Белла хотела сделать вдох, совершенно автоматически, потому что без воздуха она не могла, но поняла, что… не может. Ее организм не принимал его. Легкие не нуждались в нем и не ждали. Но, тем не менее, сам воздух был наполнен чужими запахами, которые она могла разобрать. В основном это был спирт, какие-то лекарства, но вскоре к нему примешались и другие. Божественный аромат… лилий, ванили, яблок и корицы. Тысячи оттенков запахов витали вокруг. Изабелла раздула ноздри, с наслаждением вдыхая их и не могла поверить, что справилась.
Она вытянула руку и прикоснулась к его коже. Та была идеальной. Где ее прохлада, где кажущаяся неестественность? Теперь она ощущалась как самое лучшее, что ей удавалось нащупать.
– Как прекрасна, – его шепот несуществующими мурашками разнесся по телу. Изабелла слушала эти слова словно музыку. Это ее мужчина, ее охотник, который наконец-то дождался ее. В одно мгновение Белла уже обхватила его руками и ногами, углубляя поцелуй. Раньше это было потрясающе. Сейчас в разы, на порядки лучше, чувственнее, глубже. Джеймс не сопротивлялся. Он обнимал ее в ответ, терзая ее губы своими. Они потерялись во времени.
– Воу-воу, кажется они сейчас съедят друг друга, – раздался веселый голос… Эммета?
Изабелла повернулась и зашипела на него.
– Глядите-ка, пиявочка скалит на меня свои клычки, – продолжал хохотать он.
Изабелла оглядела всю комнату. Там стояли все Каллены до единого. Однако почему-то они были обеспокоены. Она видела, как задумчиво лицо Карлайла, как пристально в нее всматривается Джаспер и как Элис прикусила губу. Все они чего-то ждали. И защищали. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что они опасались… ее. Неизвестно
