У стола, приготовившись к докладу, замер Безбородко. Ластясь, тявкают собачки. Она приголубила одну, спросила:
— Скончался бедный Сутерленд?
— Увы, матушка, — отвечает Шкурин.
— Не забыть наказ полицмейстеру, пусть набьют чучело.
— Слушаю, матушка.
Екатерина проходит к креслу с низкой спинкой, снимает чепец и откидывает голову. Волосы тугой волной опускаются почти до полу. Общий вздох восхищения. Екатерина горделиво встряхивает головой. Евреинов берётся за гребёнку.
Взоры всех устремлены на императрицу — они изготовились, будто войско к атаке — кто первый понадобится?
— Александр Андреевич. — Безбородко шагнул вперёд и поймал в зеркале взгляд Екатерины, лицо его несколько смущённо, как всегда после попойки. — Что нового в державе нашей? Только хочу упредить: из-за смерти Сутерленда спала плохо, нет ли новости весёлой?
— Отчего же, шутники на Руси не перевелись. — Безбородко смотрит на царицу с лукавством, склонив голову и поджав толстые губы; по правде говоря, его следовало бы именовать Безобразко — столь непрезентабельный вид имел, но взгляд чертовски умён. — Его превосходительство генерал-полицмейстер Петербурга Никита Иванович Рылеев озадачил обывателя столицы необычным приказом: сообщать насчёт имеющего быть пожара за три дня ранее оного.
— Боже, несть глупости горшия, яко глупость. Для кого ж приказ — для обывателя или для поджигателя? Вели Потёмкину вызвать его и вправить мозги. Кстати, Рылееву поручи насчёт Сутерленда, он мастера найдёт... Бедный мопса, такой преданный был... Что ещё?
— Просит об аудиенции берлинский посол Виктор Солмс.
— Ты считаешь это весёлой новостью?
— Полагаю, дядюшка Фриц желал бы иметь на Чёрном море свою провинцию, — смеётся Безбородко.
— Это и впрямь было бы весело. — Евреинов заканчивает укладку волос, Екатерина, не обращаясь ни к кому, говорит: — Подготовить к выходу платье цветов Преображенского полка, корону малую, украшений никаких.
Хранительницы и заведующие порхнули в разные стороны.
— А не обидит посла великой державы столь заурядное убранство?
— Будет с дорогих родственничков и того. Пряжки нынешних моих башмаков во сто крат дороже приданого, с коим я прибыла в Россию. — Екатерина поднялась и, оглядев причёску в зеркало, сказала: — Все могут идти, а мы, Александр Андреевич, в кабинет.
Слуги и камер-дамы, пятясь, отступали к дверям. Екатерина уселась в кресло, придвинула поближе к себе портретец Петра Великого.
— Открывай-ка святцы, продолжим наказ для Сената. На чём мы остановились?
Безбородко, прошелестев бумагами, принялся читать:
— «Большая часть наших фабрик в Москве, месте наименее благоприятном в России. Там бесчисленное множество народу, рабочие становятся распущенными, фабрики шёлковых изделий не могут быть хороши, ибо в реках вода мутная и особенно весной, в лучшее время для окраски шёлка... С другой стороны, сотни маленьких городов приходят в разрушение...» — Он говорил, лишь изредка заглядывая в бумагу, — читал по чистому листу.
Но кажется, и Екатерина догадывалась об истине, ибо, остановив чтение, сказала:
— Хватит об этом. А не найдёшь ли место о твёрдости законов?
Безбородко зашелестел бумагами, а Екатерина прошлась по кабинету, стараясь оказаться у него за спиной, но он, словно стрелка компаса, казал ей лик, дабы не зашла сзади.
— Ага, вот: «Остерегайтесь по возможности издать, а потом отменить свой закон, это означает вашу нерассудительность и вашу слабость и лишает правителей доверия народа...»
Екатерина села в кресло, посмеиваясь, и сказала:
— Дай-ка сюда заметки, я на слух не улавливаю.
Безбородко умолк и растерянно переступил с ноги на ногу. И разом бухнулся на колени.
— Смилуйтесь, Ваше Императорское Величество! Виноват! Не успел со вчерашнего перебелить текст! По памяти говорил…
— Смеешь дурачить меня?! — вскричала Екатерина.
— Каюсь, матушка, каюсь! — Безбородко бухнул лбом об пол.
— Встать! — Прощелыга вскочил, а она влепила ему затрещину. — Опять блудил всю ночь... Пфуй, вонь кабацкая! За лжу коварную налагаю на тебя епитимию: поселишься во дворце под домашним арестом. Караул приставлю, чтоб ни к блудницам, ни в гарем свой не шастал. Целый месяц ни ногой! За какие прелести актёрке мерзкой Давии сорок тыщ отвалил? Я плачу тебе жалованье доброе, чтоб неподкупен был, а ты на шлюх раскидываешь казну! Актёрку вон из России, труппу вон!
— Я, Ваше Величество... слабость, Ваше Величество... — Безбородко ползал следом за Екатериной, мечущейся по кабинету.
— Я ему графское достоинство... Изорву указ! Да женю на старухе...
— Благодетельница, святая... — Безбородко наконец поймал руку императрицы, осыпал поцелуями.
— Это за старуху, что ль? А Потёмкин был с тобой?
— Никак нет, вашвичство...
— Не врёшь?
— Крест святой кладу!
В кабинет впорхнула всё ещё мнящая себя девочкой Дашкова.
— Здравствуй, Като! Здравствуйте, Александр Андреевич, молитесь?
— Бумаги рассыпал, подбирает, — ответила Екатерина, отклоняясь от объятий Дашковой. — Будьте добры, граф, сыскать Потёмкина, не вижу при дворе.
— Он в унынии пребывает, — сообщил Безбородко, вставая. — Донесено ему, будто с доклада Алексея Орлова вами выражено неудовольствие по изъянам в строительстве флота и городов таврических.
— И поделом, — вставила своё словечко Дашкова. — Слабым его управлением чума ворвалась в Херсонскую губернию, земли дают колонистам без всякого порядка, выписанные для строительства итальянцы все перемёрли, казна разворована...
— Тебе, Екатерина Романовна, доподлинно известно?
— Алексей Орлов давеча...
— Не поминай лиха, княгиня! — остановила её императрица. — Ступай, Александр Андреевич, поздравляю тебя с графским достоинством, заготовь указ о том, или я лучше Петеньку Завадовского попрошу. Ты подготовь высочайшее повеление о пожаловании князя Потёмкина фельдмаршалом и президентом Военной коллегии... Подступает пора новой брани с турками. — И, оборотясь к Дашковой, разъяснила: — Вины, возводимые на него, есть сплошная напраслина. У меня не имеется более верного слуги престолу и Отечеству.
Безбородко вышел, Дашкова начала было:
— Я не понимаю, Като...
— Княгиня Дашкова, — прервала её металлическим голосом Екатерина, — замечаю за вами излишнюю строптивость. Английский посланник с ваших слов распространил слух, будто вы возвели меня на престол российский. И кучка молодых болтунов... Не запирайтесь, знаю доподлинно. Или прикажете кликнуть Шешковского? Я вас не однажды предупреждала: не лезьте, куда не след. Вы б лучше в академии
