И все же сквозь шум в голове она услышала то, чего не почувствовал вполне здоровый Паха. Дав знак, она указала ему идти вперед, а сама застыла в нише туннеля. И вскоре услышала сзади едва слышное шуршание диггерской походки, вернее, это была походка кого-то, старающегося быть похожим на диггера, или же начинающего диггера.
Так и есть! Она перехватила потянувшуюся к единственному секачу руку одноглазой девчонки и прижала ее к стене.
– Следишь?
Перепуганный подросток хлопал длинными ресницами своего единственного глаза:
– Нет… То есть да…
– Зачем?
– Возьмите меня с собой.
– Зачем?
– Не знаю, просто я хочу быть с вами.
– Почему?
– Потому что вы делаете правильно.
– Что правильно?
– Ну, эта книжка… Я тоже хочу так, как вы… Ради будущих поколений…
Эта маленькая калека отнюдь не добавляла им бонусов в выживании. Можно было представить, что сказали бы мавры, приведи она в Резервацию еще и эту девочку. Но этот большой серый глаз светился такой надеждой. Она напомнила Вере ее саму много лет назад, ищущую Истину в потемках. Верино замешательство девочка расценила как шанс:
– И вы не думайте, что я вам обузой буду. Я же диггер и многое могу – я сильная. И на глаз не смотрите, я его не просто так – в бою потеряла. В неравном бою. До конца дралась.
– А секач куда подевала, сильный диггер? Ведь диггер с одним секачом – не диггер. У меня их, например, два, как положено.
Вера достала свои два зачехленные секача. Девочка виновато потупила взгляд, жалобно чмыхнула носом, но не заплакала.
Направляясь дальше, Вера спросила:
– А имя у тебя, диггер, есть?
Девочка поняла продолжение разговора как согласие Веры взять ее в попутчицы. Она быстро подбежала, поравнялась с Верой и почтительно, но не заискивающе ответила:
– Конечно есть! Светлана!
– О! Светлана! Тебя так папа с мамой назвали в честь любимой Присланного?
– Нет! Вернее, да. В честь той самой Светланы. Но меня так назвали не родители, мама меня назвала Кристей. Но я, когда стала взрослой, сбежала из дома и решила назвать себя Светланой, чтобы совершить подвиги во имя любви и во имя Муоса!
– Ух ты, – не сдержала улыбки Вера. И глядя сверху вниз, с напускной серьезностью спросила: – И когда ж это ты, Кристя-Светлана, стала взрослой?
Не уловив иронии, девочка ответила:
– Да уже полтора года как. Я сначала в Центр пошла, хотела там в спецназ или в армию вступить. Ведь самые главные подвиги военные делают. Но мне сказали, что малых, да еще девок, туда не берут. Была одна там такая в порядке исключения, потом даже офицером стала, но ее в следователи забрали, и что дальше с ней – неизвестно. Я давай расспрашивать, как, мол, она стала таким исключением. А мне по секрету и сказали, что из диггеров пришла, драться хорошо умела и поэтому ее взяли. И тут я говорю себе: «Светлана, ты станешь диггером, а потом пойдешь в армию!». Но как попасть к диггерам, если с ними война идет, а?
– И как же? – уже совсем заинтересовалась Вера неожиданным рассказом девочки.
– А я дурочкой прикинулась!
– Дурочкой? – не поняла Вера.
– Ну да, дурочкой.
– Ах ты гарэза, – неожиданно встрял в разговор Паха. – Я ж цябе памятаю. Ты ж некалькі разоў на заслоны нашы натыкалася, усе «кіс-кіс» казала і коціка нейкага шукала.
Я і сапраўды думаў, што дурнаватая. Мы ж нават табе ежу давалі.[14]
– Ой, а я вас, дядечка, тоже помню. Вы так же по-смешному разговаривали. А про котика… я это так придумала, чтоб не подумали, что я там бандитка или диверсантка какая. Я так пару месяцев походила-походила между вами и диггерами, а потом наконец на диггеров натолкнулась. Они меня не хотели брать с собой, вот как вы теперь. Но потом все же согласились, и так я стала диггером. А вы, дядечка, не думайте. Я с республиканцами не дралась, мне еще тогда секачи не выдали, а война с ними скоро закончилась и началось это…
Светлана погрустнела и действительно стала выглядеть немного старше.
– Что случилось с диггерами?
– Когда республиканцы ушли, все бригады собрались в Ментопитомнике. Бригадиры начали из-за чего-то спорить. Я еще плохо выучила их обычаи и поэтому не совсем поняла, из-за чего они разругались. Из-за какой-то девки-солдата…
– Девы-Воина?
– Вот-вот. Одни доказывали, что пока эта дева у республиканцев, быть беде, а значит, ее надо выкрасть. Новый бригадир бригадиров тоже так считал. Он был за то, чтобы продолжать войну с Республикой, потому что от нее одно зло. Другой бригадир – Жак – кричал, что если эта тетя, из-за которой они спорили, выбрала быть с Республикой, они все должны с этим смириться и ни с кем воевать не нужно. За Жака тоже было много диггеров. И Зоя была за Жака. Чем они дальше ругались, тем злее становились. А потом похватали секачи и начали драться. Мне даже сейчас страшно вспоминать, что там делалось…
– Глаз ты тогда потеряла?
– Нет. Я тогда была безоружна, поэтому меня никто не трогал. Жак со своими все же вырвался из Ментопитомника. Но половина диггеров тогда полегла, их дней пять потом хоронили. Потом Антончик нас собрал и сказал, что когда-то у диггеров уже было разделение и Великая Марго выступила на стороне правых диггеров. Теперь настал такой же момент, и этот раскол они должны прекратить. Все бригады оказались неполными, и поэтому секачи давали всем, кто их мог удержать в руках, даже мне. Мы стали отыскивать бригады раскольников. Наконец, набрели на бригаду Жака… Я даже в стойку не успела стать, как тетя-диггер из бригады Жака ткнула мне своим секачом в глаз. Что происходило дальше, я не видела – просто сидела в углу, закрыв лицо руками. А когда решилась убрать руки, то оставшимся глазом увидела только трупы. Бригадира бригадиров убили, а Жака и еще некоторых из его бригады не было. Значит, они победили и ушли, а меня не тронули. Секач один мой тоже они зачем-то забрали. Там я его нигде не нашла, а секачи убитых забирать нельзя. Без глаза и без секача я побродила еще по Ареалу, но
