Из рассказов Саломеи Вера поняла, что большинство новых чистильщиков были либо захвачены насильно во время нападений, либо прибрели в приходы таким же образом, какой сымитировала Вера. Из-за страха, ненависти к кому-то, неожиданно теплого приема, оказанного новыми знакомыми, или безразличия ко всему неофиты соглашались на участие в ритуале. Вгоняли один из ножей в тело приносимого в жертву Великому Очищению, навсегда связывая себя с этим кланом кровью убиенного. Тем самым они лишали себя возможности вернуться назад, потому что в Республике, да и в немногочисленных оставшихся независимыми поселениях их ждала смерть. Но сильнее страха перед остальным миром их незримым образом связывал сам факт совместного пролития невинной крови и участие в каннибальских трапезах. Они ненавидели чужих, ненавидели своих, ненавидели себя и, пожалуй, ненавидели Бога, которому якобы служили, однако какая-то сила держала их вместе, как пауков в банке, и даже не давала перегрызть друг другу глотки. Конечно, эти выводы Вера сделала сама, в исполнении же Саломеи все звучало с фальшивым и плохо скопированным по чьему-то примеру пафосом:
– Ты тоже почувствуешь ту великую благодать, которую изливает на нас Господь, когда мы представляем Ему очередного хананея. В момент святого очищения мы молимся за этого несчастного. Пока вместе с предсмертными воплями изыходит из него нечестие, он обретает возможность на Великом Суде быть оправданным по делам его, которые он творил в своем заблуждении, и разделить с нами блаженство в раю. Для хананея большая удача быть приданным Господу вот так, а не просто умереть или пасть от руки чистильщика. Поэтому мы из сострадания к хананеям, прощая их заблуждения, стараемся придать их Господу, именно проведя через святое очищение, хотя нам было бы проще их сразу убивать. Вот и тебя, Лия, если бы Господом не дано было тебе возжелать стать чистильщицей, мы бы придали; и со мной бы сделали то же самое, не открой мне Господь глаза…
– А почему всех других людей вы хананеями называете? – прервала Вера уже в который раз начатую Саломеей песнь о милосердии чистильщиков.
– Хананеи? За тысячи лет до Последней мировой, Господь, приведя народ Израильский в землю обетованную, называемую Ханааном, даровал ее им. Но сначала евреям следовало очистить Ханаан от нечестивых обитателей. Сейчас земля обетованная – весь мир, который будет дарован новому святому народу: чистильщикам и всем, прошедшим святое очищение. Но пока что этот мир – Новый Ханаан, а его жителей, не примкнувших к чистильщикам, мы называем хананеями. Ты, Лия, тоже хананейка до тех пор, пока не пройдешь обряд.
В соответствии с давно наработанным сценарием, Саломея проводила беспрерывное зомбирование Веры. Кандидатам не давали возможности обдумать свое положение и то, что они должны будут делать. На новенького обрушивались потоки жалости с мнимым участием к его судьбе; постоянные напоминания про те беды, о которых новичок успел рассказать в своей исповеди; проклятия в отношении хананейского мира, катящегося в пропасть; заверения в том, что именно сейчас бедолага встретил или встретила таких же братьев и сестер по несчастью, которые его понимают и всегда готовы помочь; обещания беспредельной любви этих самых братьев и сестер; ну и, конечно, внесение в небесные списки попадающих в рай уже с момента обращения. Как залог грядущих благ, будущему адепту давалось новое имя, как правило, взятое из Библии. Так Вера стала Лией.
Про само обращение Саломея говорила как бы вскользь, как о формальности пустячной и очень полезной для того, кто будет подвергнут очищению. А про далекие планы уничтожения всех хананеев, а затем и самих чистильщиков она предпочитала не упоминать вообще. Как не упоминала и о том, что судьба всего Муоса сейчас в руках ангелоподобных, уже давших обратный отсчет.
В другой ситуации Вера давно была бы представлена к ритуалу обращения, в ходе которого обязана была вогнать нож в тело плененного хананея. Но в приходе Ахаза чистильщики не придерживались жесткого фундаментализма, требовавшего держать кандидата в строгой изоляции, пока он не будет обращен. Да и подходящей жертвы пока не было. Правда, чистильщики в последние годы практиковали ритуалы над своими же: теми, кто в чем-то провинился либо вследствие болезни или ранения стал обузой для прихода. Для этого сошел бы и тяжелораненый брат Ахаза, но тот умер уже на следующий день после появления в приходе Веры, когда она еще прикидывалась слишком слабой для участия в ритуале. А к поиску других жертв Ахаз пока не приступал, потому что напряженно ждал, чем закончится затея ангелоподобных с ядерным зарядом.
Однажды, когда все остальные чистильщики уже спали, во время очередной такой беседы Вера воспользовалась сонным и расслабленным состоянием Саломеи, предприняв попытку ввести ее в гипноз. Это было рискованно из-за дремавшего рядом Ахаза – он почему-то относился к Вере с открытой неприязнью, и ему вряд ли понравилось бы то, что сейчас делала Вера. И все же Вера, не будучи совершенно уверена в том, что Ахаз крепко спит, решила не упускать удобного случая. Поднеся свою ладонь ко лбу лежавшей с открытыми глазами Саломеи, она тихонько шептала:
– Саломея, девочка, ты устала, устала, устала… Ты такая сильная, но теперь тебе надо отдохнуть. Чувствуешь, какая теплая рука, чувствуешь? Сейчас в эту руку уйдет все из тебя, ты вся нырнешь в мою руку. Ты уже в моей руке, Саломея?
– Да, я в твоей руке, – бесцветным голосом ответила Саломея, не шевелясь и не моргая, вглядываясь в гриб-светильник.
– Скажи, что стало с Иродом?
– Его убил Ахаз.
– Почему Ахаз убил Ирода?
– Ирод шел к ангелоподобным, чтобы донести на нас. Ангелоподобные хотят сделать Великое Очищение, взорвать бомбой весь Муос.
– Но ведь ты тоже хочешь Великого Очищения?
– Я не хочу умирать, Ахаз не хочет умирать.
– Когда это должно случиться?
– Послезавтра они пойдут закладывать бомбу.
– Куда?
– Валаам им скажет, он знает
