К Новосибирску подъехали вечером. Оставили ГТС в пригороде, в частном секторе у знакомого. Переночевали у него, утром позавтракали и поехали, для начала, в мою квартиру. Я собиралась забрать документы, необходимые мне вещи и заключить договор на продажу с агентством недвижимости, оставив им ключи. Ребята в это время положат деньги на мой счет — те самые кредитные тысячи. Я погашу долг. А потом, смотря как пойдут дела у них, уже буду думать — уволиться как положено, или плюнуть на все и уехать. Я не боялась, что меня случайно увидит Львович в городе с миллионным населением. Зато очень переживала, как пройдут переговоры ребят с ним.
Поднялись на этаж, я взяла запасной ключ у знакомой пенсионерки. Вошли в квартиру и я обмерла. Стянула с головы трикотажную шапку с меховым помпоном, длинный шарф упал рядом с ней на пол. Как во сне, на автомате сняла белые угги и, не раздеваясь, прошла в комнату, включив свет. На встревоженные вопросы не отвечала, просто смотрела — это была не моя квартира.
Я узнала только свои шторы и дареные Кариной растения. Квартира была обставлена мебелью. Той самой, выбранной мною во время ремонта и подробно расписанной на листе бумаги — с местом продажи, ценой и коротко — основными характеристиками. Только на полу лежал совсем не знакомый мне ковер — огромный, шелковистый и очень подходящий по цвету ко всей остальной обстановке. Он блестел в свете люстры, и я наклонилась пощупать его — шелк. Это был ковер из шелка.
Потом я повернулась и прошла на кухню. Встроенный кухонный гарнитур, на изготовление которого я уже почти заключила тогда договор, был тут, как тут. Я обернулась к ребятам.
— Нужно уходить отсюда. Сейчас выпьем кофе, я заберу документы и уходим. Потом расскажу. Мойте руки, я быстро.
Запустив кофе-машину, я прошла в спальню. Та же картина. На тумбочке у кровати лежали сколотые скрепкой оплаченные счета за коммуналку. Рядом, стопочкой — все мои документы. Моя одежда была развешена и разложена в шкафу. Постель застелена бельем. Забрав из прихожей сумки, я быстро швыряла в них свои вещи. Вынесла в прихожую, сняла, наконец, куртку, оставшись в синем полукомбинезоне и белом свитере, и прошла на кухню.
Ребята пили кофе. Заглянула в холодильник — он был вымыт и отключен. Я не знала с чего начать и как сказать, почему нахожусь в таком состоянии — потрясенном, что ли? Потом, все потом. Стала у окна с чашкой уже не такого обжигающего кофе. Когда услышала из прихожей звук открывающегося замка, просто повернулась и замерла, глядя со страхом на дверь. Брат и Святослав глянули на меня: — Кто это?
Я ответила одними губами: — Он.
Ярослав прошептал: — Может, так и лучше.
Он появился в дверях кухни и встал там, глядя на меня. С ожиданием, жадно. Выдохнув, объяснил свое появление:
— Сработала сигнализация.
Я молчала, держа перед собой почти полную чашку с кофе. У меня в квартире никогда не было сигнализации. Он мельком взглянул на мужчин, потом сказал опять мне:
— Я поливал тут у тебя цветы.
Кивнула. Отвела глаза и хотела поставить чашку на стол. Не успела. Услышала: — На-астя… Мучительное, протяжное. Чашка дрогнула, кофе плеснул, я с ужасом взглянула в глаза Святославу. Он подошел, обнял за плечи и сказал:
— Не бойся ничего, вообще ничего. Ты поняла? Настя, я хочу слышать.
— Поняла, — тихо прошептала я.
— Отлично. Ну, может, оно и правда — к лучшему и мы сэкономим время. Не придется искать тебя, Роговцев, раз уж ты сам тут как тут. Настенька, хочешь пройти в комнату или будешь участвовать в переговорах?
— В комнату.
Ярослав поддержал меня: — Правильно. Иди, сестренка, мы сами справимся. Собери там, что не успела.
Уже выходя, пропустив на кухню Львовича, услышала его спокойный голос: — Я вас внимательно слушаю.
Я прошла в спальню, побегала, пометалась немного между окном и дверью, успокаиваясь. Понимала, что разговор у них будет долгим и спать как будто не хочу, но тянет лечь в постель, свернувшись калачиком. Не снимая покрывала, занесла ногу, уперлась ею в кровать, и вдруг там что-то колыхнулось и дернулось. Я неверяще смотрела на шевелящийся предмет мебели. И вдруг мир вокруг меня стал проясняться и приобретать четкие очертания. Губы расползлись в издевательской улыбке. Да он же просто… бли-и-ин, считает себя пупом Земли, совершенным и неотразимым, а сам… Просто озабоченный, больной извращенец. Это же надо было приволочь сюда водяной матрас! Да он больной! А я шарахаюсь, зажимаюсь, как дурочка, боюсь глаза поднять. На кого? Твою ж налево!
Я опять подошла и с веселым недоверием потыкала в постель пальцем. Так и есть — там ворочалась вода, колыхалась и двигалась.
Ну, идиот! Это же надо додуматься до такого. Совсем вавка в голове у мужика. Просунула руку под одеяло — лежбище было холодным и неуютным. Оббежала взглядом всю комнату еще раз, внимательнее. Нет, остальное все, как я и хотела — шкаф-купе, прикроватные тумбочки, легкое кресло.
Села на кровать, подвигала попой. Постель послушно колыхнулась. Как же на этом спать? Так случайно повернешься во сне и уписаешься от страха, не понимая, где находишься.
Паническое настроение прошло, и проснулся здоровый интерес к тому, что сейчас происходит на кухне. Я прошла в гостиную, подошла к выходу в коридор, прислушалась. Голоса из-за закрытой двери доносились хоть и негромко, но вполне внятно. Я сползла тихонько по стеночке и села на удивительный по красоте ковер, зарыв руку в мягкий шелк. Сейчас говорил Львович:
— … так совсем. И на хранении, и в Пробирной палате. А мы — на денежных потоках. Не обязательно сидеть на слитках золота, чтобы чувствовать себя его хозяевами. Тугорин ближе к новым поступлениям. Пришел, предложил. — Так, что отказаться было невозможно? — голос Святослава.
— А зачем? Если там, действительно, жила, а все говорит за это, то это открывает необыкновенные возможности. Наверное, тут не совсем понятно вам…
— Куда уж нам, убогим…
— Я не об этом. Все плохо, очень плохо, хотя и не так, как раньше. Мы не самостоятельны в большинстве решений, работаем по навязанным нам правилам и законам. Знаем, как сделать умнее и лучше, и не можем — не дают. Это не делает нашу жизнь менее обеспеченной, но просто обидно, черт возьми, стыдно, наконец! Вы возможно и не знаете, но сейчас идут переговоры об аренде Дальневосточных земель китайцами. Это начало конца Сибири. Только идиот может верить, что они потом уйдут. Понятно, что пускать нельзя. Это вопрос не моего уровня
