– Что такое?
– Алиса – он ведь умерла, да?
Армстронг посмотрел на реку, на ее быстрое, неослабевающее течение.
Была ли девочка мертва?
Он ослабил поводья и поглубже вставил ноги в стремена.
– Я не знаю, Бен. Но очень хотел бы это узнать. А вот ее мама действительно мертва.
Бен подождал, не добавит ли он что-нибудь к сказанному, но не дождался и, развернувшись, вновь зашагал к своему дому. Мистер Армстронг, фермер из Келмскотта. Когда наступит подходящее время, он сбежит от своей родни – и станет частью этой истории.
Армстронг послал Флит вперед легкой рысью. Сидя в седле, он плакал, горюя о потере внучки, которую никогда не видел.
Он всегда тяжело переживал страдания любых живых существ. Забивая животных на своей ферме, он старался не причинять им боль и потому делал это собственноручно вместо того, чтобы поручить забой кому-нибудь из работников. Он тщательно затачивал нож, успокаивал свиней добрым словом, отвлекал их внимание желудями, а затем – одно быстрое, выверенное движение лезвием, и все. Ни страха, ни боли они не испытывали. Но утопить ребенка? Такое он просто не мог себе представить. Некоторые фермеры убивали заболевших животных, ну а топить лишних котят и щенков в мешках было и вовсе обычным делом, но он никогда так не поступал. Смерть может быть необходимостью в фермерском хозяйстве, но страдания – ни в коем случае.
Армстронг плакал, и, как водится, одна утрата повлекла за собой воспоминания о других. Он подумал о своей любимице, о самой умной и доброжелательной из всех свиней, каких он знавал на протяжении тридцати лет фермерства, и вновь пережил боль тех утренних часов двухлетней давности, когда обнаружил ее исчезновение.
– Что случилось с Мод в ту ночь, Флит? Меня до сих пор гнетет неизвестность. Понятно, что кто-то похитил ее, но как похитителям удалось сделать это так тихо? Ты же знаешь, какой она была, Флит. Она сразу подняла бы шум при появлении чужаков. И зачем кому-то красть именно свиноматку? Я еще могу понять кражу свиньи, выращенной на убой, – чего только люди не сделают с голоду, – но у племенных свиней мясо жесткое и невкусное, разве они этого не знали? Зачем кому-то понадобилась огромная старая Мод, когда рядом было много молодых упитанных хрюшек?
В этой связи его терзала еще одна невыносимая мысль: человек, настолько бестолковый, что похитил самую крупную и старую свинью вместо более молодых, с нежным мясом, наверняка владел мясницким ножом не лучше, чем разбирался в свиньях, и потому вряд ли смог забить свою добычу, не причинив ей страданий.
Армстронг считал себя вполне удачливым человеком: природа наделила его крепким здоровьем, силой и умом, а необычность происхождения – он был сыном графа и чернокожей служанки – обернулась не только сложностями, но и кое-какими преимуществами. В детстве он был одинок, но получил отличное образование, а когда пришло время выбирать свой путь в жизни, ему выделили на это приличный стартовый капитал. Сейчас он владел участком плодородной земли; он добился любви Бесс и вместе с ней создал большую, в основном счастливую семью. Он умел ценить подарки судьбы и от души радоваться успехам, но он также очень болезненно переживал потери, и сейчас был как раз такой случай.
Дитя, тонущее в реке; Мод, бьющаяся под тупым ножом неловкого живодера…
Его преследовали мрачные картины. Так всегда: одно несчастье неизбежно вызывает в памяти другие, более давние. Разбередив старую рану воспоминаниями о Мод, он перешел к самой горькой потере из всех, и слезы сильнее потекли по лицу.
– Ох, Робин… Где я допустил ошибку, Флит? Робин, сын мой.
Сейчас он был, как никогда, далек от своего старшего ребенка, и сожаление тяжким грузом лежало на сердце. Двадцать два года любви, и что теперь? Уже четыре года Робин жил не на ферме, а в Оксфорде, отдельно от братьев и сестер. Они не видели его месяцами, а если он и приезжал, то лишь когда ему было что-то нужно.
– Я старался, Флит, – но достаточно ли я старался? Что еще я должен был сделать? Неужели теперь уже слишком поздно?
Размышления о Робине вернули его к мысли о ребенке – дочери Робина, – и все пошло по новому кругу.
Через какое-то время он заметил впереди пожилого мужчину, который стоял, опираясь на трость. Армстронг рукавом вытер слезы с лица и, приблизившись к старику, остановился.
– В Бамптоне пропала маленькая девочка, – сказал он. – Четырех лет. Вы не могли бы известить об этом всех, кого встретите? Я Армстронг, моя ферма находится в Келмскотте…
После первых же его слов старик переменился в лице.
– В таком случае у меня для вас печальные новости, мистер Армстронг. Я узнал об этом прошлой ночью на петушиных боях от одного парня, спешившего в Лечлейд, чтобы поспеть на утренний поезд. Он что-то говорил о маленькой утопленнице, которую намедни выловили в реке.
Итак, она погибла. Этого и следовало ожидать.
– Где это случилось?
– В Рэдкоте, близ трактира «Лебедь».
Старик был человеком незлобивым. Видя, как горюет Армстронг, он добавил, чтобы его подбодрить:
– Но я не уверен, что это та самая девочка, которую вы ищете. Может статься, это совсем другая утопленница.
Но когда Армстронг галопом умчался по дороге в Рэдкот, старик покачал головой и печально скривил губы. Прошлой ночью он потерял на петушиных боях свой недельный заработок, и все же кое-кому, видать, было еще хуже, чем ему.
Три претензии
Лич, Колн и Черн начинаются в разных местах и по отдельности преодолевают путь до слияния с Темзой. Примерно так же Воганы, Армстронги и Лили Уайт имели свои собственные, отдельные истории в годы и дни до того, как они стали частями данного повествования. Но это произошло, и теперь пора рассказать о слиянии этих притоков с главным руслом.
Рано утром, еще до рассвета, кое-кто был уже на ногах и быстро продвигался вдоль берега реки – приземистая фигура, кутаясь в пальто и выдыхая пар, спешила к Рэдкотскому мосту.
Перед самым мостом она остановилась.
Как правило, если у людей возникает желание остановиться на арочном мосту, они делают это на самой вершине арки. Это настолько естественно, что на большинстве таких мостов – даже сравнительно недавних, построенных всего пару-другую сотен лет назад – камни сильнее всего стерты подошвами в их самой высокой части, где прохожие задерживались и топтались на месте либо переходили от одних перил к другим и поочередно глазели в обе стороны. Лили к числу таких людей не принадлежала и не могла их понять. И она остановилась на берегу перед опорным камнем – одной из массивных глыб, которые не позволяют обрушиться всей конструкции. Лили ничего не смыслила в строительстве и полагала неестественным, что камни могут вот так зависать в воздухе и что арка моста почему-то не падает
