Девочка – сейчас такая нарядная, в синем платье с белым воротником, в сине-белых вышитых тапочках, – быстро повернулась на звук открывающейся двери, словно кого-то ждала, но при виде Риты вспыхнувший было в ее глазах огонек угас, а внимание переключилось обратно на картинки.
– Вы продолжайте заниматься книгой, а я тем временем проверю ее пульс, пока она в состоянии покоя, – предложила Рита. – Хотя в этом и нет особой нужды – сразу видно, что девочка вполне здорова.
Она была права. Некогда тусклые волосы теперь шелковисто блестели, а некогда бледные щеки слегка, но все же заметно порозовели. Она лежала на животе рядом с миссис Воган, упираясь локтями в пол и согнув ноги в коленях, так что ее вышитые тапочки покачивались в воздухе. Она не издала ни звука, но с явным интересом разглядывала картинки и слушала пояснения миссис Воган.
Присев в ближайшее кресло, Рита в наклоне дотянулась до запястья девочки. Та взглянула на нее с удивлением, но вскоре уже вновь смотрела в книгу. Ее кожа была теплой на ощупь, а пульс – ровным и четким. Рита считала удары, следя за стрелкой своих часов, и тут же невольно пробудилось воспоминание о том, как она задремала в кресле с этой девочкой на коленях.
– Все в полном порядке, – сказала она, отпуская теплую маленькую руку.
– Задержитесь еще ненадолго, – попросила Хелена. – Сейчас кухарка принесет яйца всмятку и тосты. Не составите нам компанию за столом?
В ходе завтрака они продолжали обсуждать здоровье девочки.
– Как я поняла со слов вашего супруга, она до сих пор не заговорила?
– Пока нет. – В голосе миссис Воган не слышалось обеспокоенности. – Оксфордский доктор сказал, что голос к ней вернется. Это может занять до полугода, но все будет хорошо.
Рита прекрасно знала, что врачи крайне неохотно употребляют фразу: «Не знаю». Если у них нет правильного ответа, они скорее дадут заведомо неправильный, чем откажутся отвечать совсем. Но миссис Воган она этого не сказала.
– А до похищения Амелия разговаривала?
– О да. Лопотала, как многие малыши в двухлетнем возрасте. Посторонним было трудно ее понять, но мы-то всегда понимали друг друга, верно, Амелия?
Разговаривая, Хелена не сводила глаз с девочки и не переставала улыбаться независимо от смысла сказанного, – похоже, она чувствовала себя счастливой от одного лишь вида дочери. Она нарезала тост узкими ломтиками, которые было удобнее макать в яичный желток. Девочка поглощала пищу серьезно и деловито. Когда весь желток был вычищен, Хелена вложила в детские пальцы ложечку, и Амелия принялась неловко ковырять белок на внутренних стенках скорлупы. Хелена с огромным удовлетворением наблюдала за ее действиями, а улыбка оставалась неизменной и в те моменты, когда она поворачивалась лицом к Рите. Та полностью разделяла радость матери, любующейся своим чадом, но, когда эта улыбка адресовалась и ей, к радости примешивалось недоброе предчувствие. В обычной ситуации было бы очень приятно видеть молодую женщину такой счастливой, особенно после тяжелой депрессии, но в данном случае Рита испытывала что-то больше похожее на страх. Ей совсем не хотелось омрачать настроение миссис Воган, однако чувство долга побудило ее напомнить о сложностях, связанных с этим делом.
– Есть какие-нибудь новости о мистере Армстронге и его пропавшей дочери?
– Бедный мистер Армстронг. – Миловидное лицо Хелены омрачилось. – Очень ему сочувствую. А новостей о той девочке нет никаких.
Судя по печальному вздоху, ее сочувствие было искренним, но в то же время Рите показалось, что она не видит ни малейшей связи между горем Армстронга и своей радостью.
– Как думаете, отец переживает это так же, как мать? – спросила Хелена. – Я говорю о потере ребенка. О неведении.
– Ну, это смотря какой отец. И смотря какая мать.
– Пожалуй, вы правы. Мой папа был бы в отчаянии, если бы я пропала. И мистер Армстронг показался мне очень… – Она запнулась, подыскивая слово. – Очень чувствительным молодым человеком. Вы со мной согласны?
Рите вспомнился его спокойный пульс во время давешней сцены в трактире:
– Об этом трудно судить по одной встрече с человеком. Вероятно, в те минуты никто из нас не владел собой в полной мере. Вы виделись с ним потом?
– Он приходил сюда, чтобы снова посмотреть на девочку, уже менее пристрастным взглядом.
Последние слова она произнесла с ноткой сомнения.
– Ну и как? Смог он окончательно определиться?
– В этом я не уверена, – задумчиво ответила Хелена, а потом быстро взглянула на Риту и понизила голос. – Вы знаете, что его жена утопила ребенка? После чего приняла яд. По крайней мере, так говорят местные. – Она тяжело вздохнула. – Рано или поздно ее найдут. Я так и сказала Энтони: она должна быть найдена, только тогда для мистера Армстронга этот вопрос будет закрыт.
– Но поиски слишком затянулись. Вы думаете, еще есть шансы на успех?
– Они обязаны это сделать. Иначе бедняга так и продолжит мучиться неизвестностью. Понятно, что живой ее найдут вряд ли. Сколько недель прошло? Четыре? – Она произвела подсчет в уме, по-детски загибая пальцы. – Почти пять. Хотелось бы надеяться на лучшее, но… На мой взгляд – могу я быть с вами откровенной?
Рита кивнула.
– На мой взгляд, он не желает мириться с фактом гибели Алисы и, чтобы избавить себя от терзаний, цепляется за мысль, что Амелия может быть его дочерью. Несчастный…
– Больше он у вас не появлялся?
– Ну как же, появлялся. Дважды. Через десять дней после того визита и потом еще раз через десять дней.
Рита молчала, не торопясь с комментариями, и Хелена продолжила:
– Оба раза внезапно, без предупреждения. Но не давать же ему от ворот поворот? В смысле – разве могли мы так поступить? Они с мужем выпили по бокалу портвейна, мы поболтали о том о сем, и он не упоминал в разговоре Амелию, но, когда она вошла в комнату, так и впился в нее глазами… Однако он не говорил, что пришел ради нее. Объявился как бы мимоходом, этак запросто, словно мы давние хорошие знакомые… Что нам оставалось, как не пригласить его в дом?
– Понимаю.
– И вот сейчас, полагаю, мы действительно стали его знакомыми – во всяком случае, так это выглядит.
– Значит, он не заводил речь
