Она помолчала, затем продолжила:
– Да, сколько-то психопатов останется. Но подумай: когорта гамма также сдвинется на две ступени, вернувшись к эф-зэшному состоянию Q1, а потом поднявшись до уровня Q2 – квантовой психопатии. Поскольку гамма – самая маленькая из когорт, то в конце концов мы получим наименьшее возможное количество психопатов.
Она сидела на крутящемся кресле, я – на обычном стуле. Однако я откинулся назад, поставив стул на задние ножки, и задумался. У меня не было никакого желания становиться квантовым психопатом, которым я бы стал, совершив два последовательных сдвига, однако да, план Кайлы действительно уменьшил бы количество психопатов вдвое, учетверив при этом количество «быстрых».
– И, – высказал я внезапно пришедшую в голову мысль, – как объяснял мне Намбутири, большинство Q2 и Q3 индексируют свою память словесно, так что по крайней мере какая-то часть новоиспечённых психопатов будет помнить, как у них была совесть, помнить, каково это было – беспокоиться не только о себе, но и о других. Есть надежда, что это немного их смягчит.
– Есть надежда, – повторила Кайла.
В голосе её было сомнение, но слово мне понравилось.
– Именно! – у меня немного кружилась голова, как это обычно бывает от сильного переутомления. – В буквальном смысле. Полные надежд. Нет, не новые Q2, но подумай о новых Q3! Впервые с того времени, как мы встали в полный рост посреди саванны, появятся миллиарды и миллиарды людей, полных надежд.
Я надеялся, что Кайла улыбнётся в ответ на мою улыбку, но нет – её брови придвинулись друг к другу, и уголки рта опустились.
– Однако даже если это технически возможно – то есть даже если мы можем это сделать…
– Да?
– Джим, имеем ли мы на это право? Не берём ли на себя то, что лишь Богу позволено?
Я снова наклонился вперёд.
– Роль Бога слишком долго оставалась вакантной, – сказал я. – Пора уже кому-то её занять.
44Мы наконец добрались до спальни наверху, когда Стрелец уже садился на западе – а летом нужно очень долго не спать, чтобы это увидеть.
Я воспользовался маленькой уборной внизу и, лёжа в постели, слышал, как Кайла в прилегающей к спальне ванной в буквальном и переносном смысле плещет холодной водой себе в лицо.
Потом она высунулась из-за двери с зубной щёткой во рту.
– Но если мы сдвинем сейчас всех, – сказала она, – то что будет дальше? Что, если соотношение 4:2:1 между квантовыми состояниями останется таким же для детей, что родятся в будущем? Мы окажемся там же, откуда начали.
– Со временем, возможно, – сказал я. – Но в развитых странах люди сейчас живут долго, почти целое столетие, и продолжительность жизни будет увеличиваться. Сейчас 2020 год; возможно, к 2120-му эф-зэ снова станут доминировать, если мы, к примеру, не начнём делать внутриутробные тесты на суперпозицию. Но это всё равно даст нам бо́льшую часть столетия. Квантовой физике едва исполнилось сто лет – кто знает, чего мы добьёмся в этой области за следующие сто? Я буду доволен решением проблемы на ближайшее будущее.
Она в раздумье подвигала зубной щёткой, потом сказала:
– Ладно, забудем про будущее. Подумаем про настоящее. Что станет с твоими близкими, Джим?
– Ну, – сказал я, приподнимаясь на локтях, – моя сестра Хизер – я уверен, что сейчас она эф-зэ, – станет Q3.
Кайла ещё немного поработала щёткой.
– Это здорово, но у тебя нет детей. У меня есть. – Она вернулась в ванную, и я услышал, как она сплёвывает зубную пасту, потом плеск текущей воды, а потом она вышла из ванной и улеглась лицом ко мне.
В продолжение этого короткого перерыва я глубоко вдохнул и медленно выдохнул. Не то чтобы я скрывал это от Кайлы, однако, хотя мы говорили о массе других вещей – этике науки и культуры, кино, музыке и морали, – подходящий момент для этого всё никак не наступал.
– Вообще-то, – тихо сказал я ей, – у меня тоже.
– Что? – переспросила Кайла, уже потерявшая нить разговора.
– У меня есть ребёнок. Мальчик. Ему два года.
Даже в темноте я увидел, как расширились у неё глаза.
– И когда же ты собирался сказать мне об этом?
– Я его никогда не видел. – И потом, словно это в чём-то меня оправдывало: – Я плачу алименты, но я никогда его не видел. У Анны-Ли единоличная опека.
Как признание, что я работаю в том же университете, где учился студентом, немедленно вызовет подозрения в академической сфере, так же признание в таком вызывает подозрение вообще у кого угодно.
– Почему?
Я перевернулся на спину.
– Так захотела Анна-Ли. У него синдром Дауна, и…
Я замолк, глядя на простоту потолочных квадратов. Но так же, как я не стал играть роль Пенни при Кайле-Леонарде[106] и пытался разобраться в квантовой физике, чтобы поспевать за её мыслью, так же и она читала об утилитаризме.
– И если Анна-Ли примерно одних с тобой лет, вы наверняка делали пренатальное исследование на ранних стадиях беременности.
Я промолчал.
Кайла качнула головой; волосы зашуршали по подушке.
– Не знаю. Не буду притворяться, что могу поставить себя на твоё место или на место Анны-Ли, но… но чёрт возьми, Джим, это другое. Это должно быть по-другому. Я говорю не только об утилитаристах; я говорю о людях вообще. Когда речь про тебя и твоё, вся эта арифметика летит в унитаз.
– Я знаю, – ответил я. – И поверь мне, я правда люблю своего сына и желаю ему только самого лучшего. Я всё время думаю, как у него дела, как он справляется.
Она указала на стену, имея в виду Райан, спящую в своей спальне на другом краю холла, – вне досягаемости зрения, но, для её матери, всегда в её сердце.
– Я разбираюсь в опроснике Хейра по меньшей мере так же хорошо, как и ты. Ты его читал – я им жила; я была Q2 и стала Q3, и я могу определить разницу лучше, чем твои очки или Викин пучок. Моя дочь Q3, и даже если то, что ты хочешь сделать, принесёт благо каждому человеку на планете, кроме неё, я встану у тебя на пути. Райан всегда на первом месте, и я не дам сделать из неё то, кем была я и кем был её дядя. Никогда.
– Ты просила Вики проверить её на пучке? Потому что я поставил бы все свои деньги
