Улыбаясь ему в ответ, сажусь. Теперь лететь будет не так страшно, ведь все мои мысли будут не о полете, а только об одном человеке.
***
Подхожу к двери, и, оставив возле нее пакет, не спеша приоткрываю ее. Сейчас послеобеденное время и в больнице сон час. Отец и остальные обитатели палаты крепко спят, и я не хочу их будить своим присутствием. К тому же то, что они спят — мне на руку. Подкрадываюсь на носочках к кровати отца, и опускаюсь на корточки возле тумбочки, в которой он хранит свои вещи. Приоткрываю второй ящик сверху и аккуратно, чтобы не звенели, кладу в него ключи, которые взяла без спроса в прошлый раз. Так же тихо закрываю ящик, и, оглядываясь по сторонам, на лица спящих, выхожу из палаты. Тяжело вздохнув, беру пакет с фруктами и усаживаюсь на лавку возле палаты. Про себя радуюсь, что осталась незамеченной, и мне не пришлось объясняться, почему я тайком возвращаю ключи.
Достаю из сумки телефон, чтобы посмотреть время. Я, наверное, никогда не привыкну к этому гаджету. Сегодня утром в самолете, Семен вручил мне телефон, и мне пришлось взять его, поскольку пообещала Марку быть на связи. По пути в больницу, я зашла в салон связи и восстановила свою сим-карту, которая находится в моем старом телефоне, в сумке на заднем сидении машины Даньки. Первым делом я внесла в справочник номер отца, сегодня вечером внесу все остальные.
Экран телефона показывает почти два часа дня, значит, скоро пациенты начнут просыпаться, для процедур. Через пару минут появилась медсестра, чтобы разбудить больных в палате и дать им таблетки, и поставить уколы. Как только она вышла из палаты, я вошла.
Помимо отца, в палате находились еще двое мужчин с подобным диагнозом. Одному из них уже сделали операцию. Семья этого счастливчика собирала деньги буквально всем миром. Отец рассказывал, что его жена Румынка, а сам он из Украины. Поэтому огромное количество родственников было как в России, так и за рубежом. Так что деньги им удалось собрать быстро и скоро его выпишут.
Хорошо, когда у тебя есть много родственников, готовых помочь. Но у нас их, к сожалению, нет. Отец был единственным ребенком в семье. А у моей мамы осталась только старшая кузина, которая в данный момент проживает на Дальнем Востоке. К тете Оле я не стала обращаться, потому что она «не любит выпить», соответственно все ее деньги уходят в «здоровье» и ей точно не до проблем родственников. К тому же мама с ней совсем не поддерживала контакты. Вот и осталась у меня надежда только на саму себя.
— Привет, пап! — радостно восклицаю и подхожу к дальней кровати, возле окна, на которой он лежит.
— Здравствуй, дочка, — глаза папы сияют теплом, он тоже рад видеть меня.
Оставляю пакет с провизией на тумбе, и, взяв стул возле окна, пододвигаю его ближе к кровати.
— Как настроение? — усаживаясь на стул, интересуюсь.
— Нормально все. Жив, но, к сожалению, не здоров, — пожимает он плечами.
— Но это поправимо! Осталось всего два дня, — сощурив глаза, заговорщицки констатирую, имея в виду начало грядущей операции.
— Не дождусь уже. До сих пор не верю, что мне одобрили квоту, — отец до сих пор думает, что операция для него будет бесплатна, — Не терпится вернуться домой, — жалуется папа, с грустной улыбкой, — а как твои дела дочка? Как работа? Учеба? Не сильно устаешь? — переводит он тему и вмиг его лицо становится обеспокоенным.
Замечаю, что отек его лица стал еще больше, чем в прошлый раз и левый глаз почти заплыл. Но утешает только одно, что после операции к нему вернется привычный облик, и самое главное прекратятся его страдания.
— Пап, все отлично. Я не устаю, правда, — пытаюсь быть искренней и не заставлять его беспокоиться, — а вот твоя борода меня беспокоит. Ты никогда такую не отращивал! Теперь тебя в ней почти не узнать.
Папа, поджав губы, почесал изрядно подросший волосяной покров и виновато улыбнулся:
— Перед операцией медсестра сказала, что мне ее побреют, так что осталось ей совсем недолго.
Я прекрасно знаю, что у него нет сил, сбрить ее самому. Он старается лишний раз не вставать с кровати, потому что у него кружится голова. Я еле уговорила его не ходить в столовую, а принимать пищу в палате. До последнего не сдается и не хочет быть обузой. Но мама поддержала бы меня и ни за что не позволила ему иметь такую бороду.
— Если бы мама…, - хочу поддразнить его, но он прерывает.
— Если бы наша мама была жива, то все было бы иначе, дочка.
— Пап, — хочу успокоить его и попытаться остановить говорить о маме. Он часто вспоминает ее и обвиняет себя, в том, что семья наша разрушена.
— Тебе не пришлось бы работать и совмещать учебу. Возможно, я бы не расклеился из-за ее потери, опухоль не начала бы регрессировать и я не слег бы в больницу.
Было больно смотреть, как исказилось его лицо страданием, и голос стал надломленным. Я протянула руку, и, обхватив его ладонь, сжала, но отец продолжал:
— И я уверен, что наша мама смогла бы вправить мозги Стасу.
— Зачем? Не вини его в том, что у него слишком много работы и нет времени навестить тебя, — ложь легко слетает с моих губ и на душе становится гадко.
— Лера, я знаю, что все это не так, — тяжело вздохнув, прочищает горло и добавляет, — я не верю, что за целый месяц у него не нашлось и минуты, чтобы прийти ко мне. Его телефон постоянно отключен. Дочка, извини, что мы оба доставляем тебе столько хлопот.
Папа отвернулся к окну и прикрыл глаза. Этот разговор вымотал его, и у него нет сил, чтобы продолжать беседу.
Я не стала в который раз лгать отцу о брате. Мне всегда казалось, что я не настолько завралась и эта ложь кажется правдивой в отношении Стаса. Но ошибалась, отец все знал, хоть и молчал, делая вид, что верит мне. Отец нуждается в отдыхе, поэтому мне пора уходить. Целую родителя в лоб и тихо говорю:
— Все будет хорошо, тебе не о чем беспокоиться. Я приду завтра утром, перед учебой.
Папа слабо кивнул головой и вымученно улыбнулся:
— Хорошо, Лерочка, ступай.
Оставив отца, немного опаздывая, спешу на учебу. Выхожу из здания больницы и обходя парковку, слышу знакомый голос:
— Вот ты где.
Замедляю шаг и оборачиваюсь. Что он здесь делает?!
Глава 24
Лера.
— Ты мне скажи, у вас что, по наследству передается мания преследования? —
