Еще один день напряженного труда, среди зноя и пыли Долины, и коридор был очищен. Ожидание, казавшееся бесконечным, завершилось, путь открыт! Но вскоре Картер, Карнарвон, Каллендер и леди Эвелин натолкнулись на вторую стенку, также покрытую крупными оттисками печатей овальной формы. В верхнем левом углу более темный тон штукатурки указывал на то место, где древние грабители пробили свой лаз. Что же ожидает новых посетителей, появившихся здесь более чем 3500 лет спустя?
Не колеблясь ни минуты, Картер взял кирку и пробил отверстие в стене – маленькое, чтобы только посмотреть. Из осторожности он сперва поднес к отверстию зажженную свечу: а вдруг там, внутри, скопились удушающие газы? Затем, просунув туда свечу, прильнул лицом к стенке, он заглянул в темноту. Под напором горячего воздуха, хлынувшего изнутри, свеча замигала – и Картеру пришлось ждать еще несколько минут, пока его глаза привыкали к темноте. И лишь тогда он начал различать что-то в замкнутом помещении. Картер замер, потрясенный. Прервав невыносимо затянувшееся молчание, Карнарвон спросил: «Вы что-нибудь видите?» – «Да, да, – ответил Картер, – здесь чудеса!» На следующий день Картер, в самом приподнятом настроении, написал своему другу и коллеге-египтологу Алану Гардинеру: «Я думаю, что это величайшая из всех моих находок».
Картер и Карнарвон обнаружили нетронутую царскую гробницу золотого века Древнего Египта. Она была набита, по словам Картера, «достаточно, чтобы заполнить до отказа всю египетскую секцию Б [ританского] м [узея]». Только в первой камере (из четырех, где побывали Картер и его спутники) хранились невообразимо роскошные сокровища: три огромных позолоченных парадных кровати, каждая в виде сказочного существа; золотые ларцы с изображениями богов и богинь; расписные шкатулки и инкрустированные коробочки для драгоценностей; золоченые колесницы и прекрасные луки с колчанами стрел; великолепный золотой трон, инкрустированный серебром и драгоценными камнями; вазы из прекрасного прозрачного алебастра; и, наконец, стоящие на страже у правой стены две ростовые статуи умершего царя, с темной кожей и в золотом облачении. Царское имя, написанное на многих предметах, не оставляло сомнений насчет владельца гробницы: иероглифы читались четко – Тут-анх-Амон.
По любопытному совпадению, это событие произошло ровно через сто лет после того, как была дешифрована древнеегипетская письменность. Это был настоящий прорыв, с которого началось изучение цивилизации фараонов, оставившей после себя многочисленные надписи. В 1822 году французский ученый Жан-Франсуа Шампольон (1790–1832) опубликовал свое знаменитое «Письмо к г-ну Дасье» (Lettre a M. Dacier), в котором дал верную характеристику иероглифической системы письма и определил произношение многих важных знаков. Поворотный момент в истории египтологии настал после долгого периода исследований. Еще будучи мальчиком, Шампольон заинтересовался древнеегипетским письмом, когда услышал о Розеттском камне[4]. Царское воззвание, записанное на камне тремя шрифтами (греческим, демотическим и иероглифами)[5], было обнаружено французскими войсками во время египетской экспедиции Наполеона, когда Шампольону было 8 лет, и стало одним из главных ключей для дешифровки. Рано проявившиеся способности Шампольона к языкам позволили ему овладеть древнегреческим и, что еще важнее, коптским – который, являясь прямым потомком древнеегипетского, уцелел в качестве литургического языка египетской православной церкви. Вооруженный этими знаниями и прорисовкой Розеттского камня Шампольон сумел правильно перевести иероглифическую часть текста и тем самым положил начало процессу раскрытия тайн истории Древнего Египта. Составленные им грамматика и словарь древнеегипетского языка, опубликованные посмертно (в 1841 году), впервые позволили ученым прочесть речи фараонов после двух с лишним тысяч лет перерыва.
В то время когда Шампольон работал над тайнами языка египтян, англичанин Джон Гарднер Вилкинсон[6]внес не менее важный вклад в изучение их цивилизации. Родившийся за год до экспедиции Наполеона, Вилкинсон отправился в Египет в возрасте двадцати четырех лет и пробыл там еще двенадцать, посещая все известные руины, копируя бесчисленные рисунки и надписи в гробницах; его исследования монументов, созданных фараонами, отличались от всех предшествующих строго научным подходом. (В течение одного года, с 1828-го по 1829-й, и Вилкинсон, и Шампольон находились в Египте одновременно, путешествуя и делая записи, но встречались ли они – не установлено.) Возвратившись в Англию в 1833 году, Вилкинсон обработал собранные материалы и спустя четыре года опубликовал «Быт и обычаи древних египтян» (Manners and Customs of the Ancient Egyptians) в трех томах и «Современный Египет и Фивы» – в двух (1843). Эти произведения были и остаются до наших дней самым обширным сводом данных о древнеегипетской цивилизации.
Вилкинсон стал самым знаменитым и почитаемым египтологом своего века; его, наряду с Шампольоном, считают одним из основателей этой науки. А за год до смерти Вилкинсона родился Говард Картер, человек, которому было суждено поднять египтологию – а также и увлечение общества Древним Египтом – на новую высоту.
В отличие от обоих великих предшественников, Картер «попал» в египтологию почти случайно. Свою первую должность в Британской организации археологических исследований он получил в возрасте 17 лет не из-за глубокого интереса к Древнему Египту, а благодаря умению рисовать и писать акварелью. Но благодаря этому у Картера появилась возможность поучиться на практике у лучших археологов своего времени – в том числе у Флиндерса Питри, «отца египетской археологии», под руководством которого он участвовал в раскопках Амарны, столицы фараона-еретика Эхнатона, где, вероятно, родился Тутанхамон. Копируя изображения на стенах гробниц и храмов для различных экспедиций, Картер изучил древнеегипетское искусство. Личное знакомство со многими археологическими площадками он, несомненно, дополнял чтением трудов Вилкинсона. Наконец, в 1899 году Картера назначили генеральным инспектором Службы древностей Египта по отделу Верхнего Египта, а через 4 года – и Нижнего.
К сожалению, из-за вспыльчивости и упрямства Картера этой многообещающей карьере скоро настал конец: он не пожелал извиниться после одного инцидента с французскими туристами, и его тут же уволили (начальником Египетской службы древностей был тогда француз). Картеру пришлось вернуться к прежним занятиям, и следующие четыре года он зарабатывал себе на жизнь как странствующий акварелист, пока встреча с лордом Карнарвоном в 1907 году не позволила ему возобновить раскопки в Фивах[7].
После пятнадцати долгих, знойных и не слишком плодотворных лет Картер и его спонсор наконец-то сделали величайшее открытие в истории египтологии.
В тот ноябрьский день 1922 года, после заката, потрясенная компания отправилась ночевать в доме Картера, но спалось им всем плохо. Невозможно было сразу свыкнуться с тем, что случилось. Они совершили величайшее в мире открытие. Отныне всё пойдет по-другому. Но Картера все-таки донимала тревога: они обнаружили гробницу Тутанхамона, они видели цветы, оставленные там после похорон, но остался ли сам царь, непотревоженный в своем погребальном покое?
С рассветом закипела лихорадочная деятельность – Картер осознал, насколько трудная задача ему предстоит. Нужно собрать – и быстро! – группу специалистов, способных сфотографировать многочисленные предметы в гробнице, составить их опись и обеспечить сохранность. Картер связался с друзьями и коллегами, известил о впечатляющем открытии Службу древностей Египта. Было решено назначить
