«Это будет последним, что я увижу… ужасное лицо…» – подумала Джеса, и тут на безумном лице появилось недоумение, а через мгновение кто-то выдернул страшного мужчину из кареты. Джеса не успела заметить, что произошло, но услышала свистящий крик, переходящий в вой, через мгновение он смолк, и струя крови ударила в раму окна кареты.
Шум снаружи резко изменился. Какофония голосов стала громче и пронзительнее, но теперь Джеса слышала топот копыт по мостовой, вопли и другие жуткие звуки, похожие на те, что доносятся со двора скотобойни. Карета перестала раскачиваться.
В окне появилось другое лицо. К удивлению Джесы, такое же черное, как ее собственное, но солдат был в блестящих доспехах. Он снял шлем, и она увидела на его широком красивом лице тревогу.
– Ваша светлость, вы живы? – спросил он, пытаясь понять, что происходит в карете, – тела герцогини, Джесы и ребенка перепутались.
– Да, я жива, – сказала герцогиня, оказавшаяся под Джесой. – И благодарение Искупителю, Эйдону, мой ребенок также жив. Кто вы?
– Виконт Матре из Спенита, ваша светлость. Мы с вами встречались, давно. Слава богу, я и мои люди оказались рядом! Мы разогнали этот сброд. Вы не ранены?
– Нет, насколько я могу судить, – сказала Кантия. – Ты не могла бы с меня слезть, Джеса? Я хочу поговорить с нашим спасителем. Благодарю. – Герцогиня с тревогой проверила маленькую Серасину, но малышка внешне никак не пострадала. – Что нам теперь делать? Мы сможем ехать дальше?
– Боюсь, ваш кучер мертв, а также несколько стражников, – сказал Матре. – И обе широкие улицы, ведущие с площади, перекрыты. Нам придется посадить вас, вашего ребенка и служанку в наши седла.
Джеса подумала, что никогда не видела такого замечательного мужчину. Частично из-за того, что без его вмешательства она, ее госпожа и маленькая невинная Серасина были бы мертвы. Если бы сейчас кто-то сказал ей, что темнокожий виконт один из эйдонитских ангелов, она бы всерьез подумала о том, чтобы отказаться от Того, Кто Всегда Ступает По Песку, и принять новую веру. Но ее радость и удивление продлились недолго: когда ей помогли выбраться из кареты и она увидела, как изуродован и поврежден их экипаж, а потом ее взгляд упал на распростертые на земле тела, она покачнулась и едва не упала, если бы один из солдат виконта Матре не наклонился с седла и не поймал ее за руку.
Джесе казалось, что она видит сон: то, что уже случилось, и события, которые происходили сейчас, смешались, и она уже не могла отличить одно от другого. Она почти ничего не запомнила во время скачки по Санцеллан Маистревис, если не считать дыма в воздухе, недоуменных, а иногда враждебных взглядов горожан, смотревших им вслед. Пока они поднимались вверх по склону горы, герцогиня Кантия сидела в седле перед виконтом, держа в руках ребенка. Джеса прижималась к спине другого рыцаря. Она никогда прежде не сидела на лошади, и новый опыт оказался лишь немногим менее страшным, чем то, что она пережила в карете.
Когда она выбралась из нее, Джеса совершенно ясно видела, и отчаянно жалела об этом, голову мужчины, лежавшую отдельно от тела. Обе части оказались на некотором расстоянии на мостовой, и каждую окружала лужа блестящей крови, а на губах застыла все та же странная улыбка.
* * *– Это произвол! – возмущался герцог Салюсер. – Да хранит нас бог, они пытались убить мою жену и ребенка! За это я возьму голову своего брата и Далло Ингадариса!
– Нам следует выступить против него сейчас, пока он не покинул город, – сказал Идекс Клавес, лорд-канцлер и один из ближайших союзников герцога.
– Но что нам следует сделать? – резко спросил граф Риллиан Альбиас, генеральный стряпчий. Как и другие аристократы, столпившиеся в гостиной, глава Дома Альбиан был в полном доспехе. – Мы не можем взять Далло и оставить на свободе Друсиса. Буревестники и без того считают вашего брата своим лидером – они знают, в чьих руках сосредоточена власть.
Герцогиня, гладившая лицо Серасины, которая заснула в своей корзинке, встала.
– Оставайся с ней, – сказала она Джесе перед тем, как присоединиться к мужчинам.
Герцогиня оставила дверь открытой – на случай, если Серасина заплачет, – и Джеса слышала и видела, что происходило в гостиной. Ее по-прежнему завораживал виконт. С тех пор как она попала в Наббан, ей ни разу не довелось встречать людей с таким же цветом кожи, как у нее самой, если забыть про слуг или тех, кто занимал еще более низкое положение.
– Господа, – сказала герцогиня, – я встревожена не меньше вашего, но мы не можем совершать беззаконные действия.
– Прошу прощения, ваша светлость, – сказал Идекс, – закон нам не поможет, когда враги убьют нас в наших постелях.
Его голос звучал уважительно, но на худом лице застыло такое выражение, как будто он только что съел большую дольку лимона.
– Я сомневаюсь, что мой муж испытывает такие же чувства, я права, Салюсер?
Джеса поморщилась, радуясь, что никто не видит ее в темной комнате, где спал ребенок. Герцогиня Кантия обычно была доброй, но не любила Идекса, и Джеса понимала, что, если герцог не примет ее сторону, ссоры не избежать.
– Все немного сложнее, чем кажется, моя дорогая, – сказал Салюсер, и Джеса почти почувствовала, каким взглядом наградила его жена.
– Конечно, так и есть, дорогой муж. Именно об этом я и говорю. Как ты думаешь, главари взбунтовавшейся толпы признаются, что Друсис и Ингадарис подстрекали их к мятежу?
– Они скажут правду под пытками, – настаивал на своем Риллиан Альбиас.
– Они скажут все, что им велит палач, – поправила его герцогиня. – И их семьи будут вечно нас ненавидеть, а другие дома, которые сейчас соблюдают нейтралитет, и Ликтор Видиан во всем обвинят нас – не забывайте, что он стал Ликтором во многом благодаря отцу Далло Ингадариса. И я еще не упомянула о том, что в жилах Верховной королевы Эркинланда течет кровь Ингадарисов. И на какое сочувствие со стороны Верховного Престола мы можем рассчитывать, если казним кузена королевы на основании показаний, полученных от крестьян под пыткой?
Джеса слышала, что Идекс старается сохранять вежливость.
– И что же ее светлость предлагает? Нам следует оставить безнаказанным это нападение? Сделать вид, что ничего не случилось? Вы знаете, что они сожгли три моих склада? Потеряно товаров на девятьсот золотых империалов.
– После всех разговоров про убийства, – заметила герцогиня, – вас более
