Я стала близким другом принца, у которого от общения со мной стали проявляться признаки наличия интеллекта. Мою сущность альва, которую она собиралась использовать в браке с одним из своих сыновей, несмотря на то, что оба уже были женаты и имели своих наследников, следовало проверить. Олди распланировала все до мельчайших подробностей, решив устранить конкурентов на трон и разом расчистить дорогу сыновьям, задействовав Алай и подставив Короля, якобы отдавшего приказ о применении Черной смерти. А если бы я погибла, то просто не судьба, значит никакой я не альв и тратить на меня время просто бессмысленно. Адриан останется без моей поддержки и снова впадет в привычную дипрессию. Король лишится трона, а то и головы. И, наконец, незаслуженно обиженная первая Королева победоносно вернется во дворец, в качестве матери нового Короля. Она отомстила бы за себя и свою порушенную гордость, избавившись от соперников в погоне за властью. И что самое противное, ее ушами и глазами при дворе была я, записывая и транслируя все центральные события через передающий кристалл, что одевала всякий раз на каждое официальное мероприятие, стремясь порадовать подругу.
Ох, Олди, Олди! Тяжело будет обличать ту, что считала своим другом. Но и играть чужими жизнями, как тебе вздумается, я тоже больше не позволю. Одно хорошо. Ты по-прежнему меня недооцениваешь, принимая за простоватую толстушку, не обремененную наличием интеллекта и мечтающую только о выгодной партии, похудении и красивой фигуре. Твоя самонадеянность тебя и погубит.
— Адриан, я понимаю, что тебе тяжело вспоминать, но я должна увидеть день смерти твоей матери. Раз мы связаны с тобой, то ты, я уверена, можешь показать мне тот день в своих воспоминаниях. Быть может, мы сможем узнать. как снять с тебя Проклятье.
— Давай попробуем, — согласился друг.
Сначало ничего не получалось. Неприятные моменты были, словно в шкатулке, тщательно сокрыты от доступа. Но я медленно, шаг за шагом пробиралась сквозь дебри воспоминаний, окунаясь все дальше и дальше. Передо мной, как в тумане, пробегали однообразные и безрадостно-одинокие картины из жизни друга. Мой лоб от усилия покрылся испариной, но я обнаружила все-таки место, которое искала. Осторожно, обойдя его со всех сторон, я отыскала лазейку к скрытым кадрам, следуя за огоньком свечи, мерцающей в темноте.
Картины прошлого, пусть не слишком четко, но заскользили перед моими глазами.
Поздний вечер, второе солнце только что село. В покоях молодой Королевы находились только двое. Маленький мальчик и его умирающая мать.
— Сыночек, подойди ко мне поближе.
Ребенок послушной тенью двинулся к кровати больной.
— Мой Дар не дает мне жить спокойно. Он словно чужеродная опухоль оплетает мое тело и разум. Я не в силах совладать с ним. Он разрушает и мучает меня. А ты сильный и уже приспособился к нему. Я знаю, что если я отдам тебе и свою часть волшебства, то ты справишься, а я выздоровлю и быстро встану на ноги. Я очень хочу жить, хочу быть с твоим отцом рядом и видеть, как ты растешь. Я настолько сильно вас люблю, что ради этого отрекусь от Дара в твою пользу. Ты только потерпи, будет немного больно, но потом все пройдет.
Мальчик, глядя на мать большими, испуганными глазенками, согласно закивал головой. Маленький, он не совсем понимал, что хочет от него его мама. Но услышал, что стоит немного потерпеть и ей станет лучше. Он не боится боли, он уже большой. О, он потерпит ради нее, ради любимой мамули. Лишь бы она выздоровела. И малыш доверчиво протянул ей свои ладошки.
Обряд по передаче силы длился недолго. Это действительно было больно. Худенькое тельце словно разорвало на тысячи мельчайших частиц, перехватив дух так, что невозможно было даже дышать и сново собрало воедино, заполнив каждую клеточку свежем дыханием ветра.
Обессиленные мать и сын еще долго лежали обнявшись, в темноте. Затем Королева зажгла пару светильников и потушила горящую свечу, на свет которой я пришла в эти воспоминания, Крепко обняв, она поцеловала ребенка.
— Беги спать, малыш! Все это было очень утомительно, но ты справился и помог нам обоим. Я так тобой горжусь. Сейчас нам нужно поспать, чтобы восстановить силы. Иди, родной, няня тебя уложит.
Дернув за шнурок и отдав ребенка на попечение подоспевшей нанюшки, женщина с облегчением откинулась на подушки. Несмотря на сложный обряд, она разом почувствовала облегчение, словно сняла со своей груди тяжелый камень, мешающий ей свободно дышать.
В дверях Адриан обернулся. Мама смотрела на него любящим и счастливым взглядом, нежно ему улыбаясь. Такой он ее и запомнил. такой и еще…
Проснувшись спозоранок и не став будить нянек, Адриан первым делом помчался к матери. Она обещала выздороветь, ведь он сделал все, что она сказала. Он потерпел.
Дверь была плотно закрыта. Слуги еще только начинали просыпаться, сонно приветствуя друг друга. Поднажав изо всех силенок и пропустив тонкую струйуку воздуха, словно отмычку, малыш проскользнул в приоткрывшуюся щель. Отворить дверь целиком что-то мешало. Увиденное заставило его остановиться. Тонкая, красивая, белая рука матери, безвольно свисала с края кровати, а над ней, с подушкой в руках, стояла чужая незнакомая эльфийка. Прекрасная, но страшная, в своей какой-то холодной красоте.
Немного испуганно она посмотрела на него, но быстро взяла себя в руки, только крепче сжала подушку в своих длинных, холеных пальцах, унизанных кольцами. Именно их в мельчайших подробностях запомнил Адриан, потому что они мелькнули в сантиметре от его лица и странная женщина, схватив его за руки, рывком швырнула на кровать. Эти кольца поблескивали в свете восхода второго солнца, слепя своим блеском, заставляя прикрыть глаза. Подушка медленно приближалась к его лицу. Чисто рефлекторно он глубоко вздохнул и заплакал, зовя мать. Но та почему-то не откликнулась на его зов.
Входная дверь бесшумно закрылась. Белая шелковая подушка накрыла его лицо, мешая сделать вздох. Голова закружилась и малыш стал стремительно терять сознание. Спасение пришло неожиданно. Недостающий воздух проник через его поры, поддерживая жизнь в хрупком тельце. Задушить альва воздуха не так-то просто. Спустя несколько минут подушка полетела куда-то на пол. Страшная, чужая женщина принялась мерить шагами пространство спальни, повторяя:
— Я не могу, не могу, не могу. Почему у меня
