А что, запросто. Так все и могло быть. И Анна вполне может это знать, она же сама из аристократов.
– Он здесь, – сказала Анна. – Он здесь.
Ее прапрадед вполне мог ночью в черном плаще на плечах и с ломиком в руке вместо шпаги красться между крестами и мавзолеями. В человеке двести с лишним костей, если их разобрать, то никаких взлетных полос не хватит.
– У меня отец любит кошек кормить, – сказал я.
Мы вернулись в комнату. Сели на диван. Я отметил, что диван стоит как раз напротив окна, так, как я хотел. И что по вечерам в окно видно море. Закат немного в другую сторону, но все равно красиво.
– А я не люблю кошек кормить, – сказал я.
У дивана на полу стояла гитара. Я помнил ее, плохонькая, еще дедушкина, с дурацкими переводными картинками, я думал, что выкинули, а вот нет, отец с собой, оказывается, забрал.
Я взял гитару, брякнул. Анна тут же отобрала ее у меня, стала настраивать. Я думал, что она споет что-нибудь из лирического, но Анна петь не спешила, настраивала и настраивала гитару. Через минуту я услышал, что она не просто настраивает, а как-то согласует ее с потрескиванием кондиционера. Потом Анне надоела музыка, Анна поднялась с дивана и стала разглядывать картину с плюшевым мишкой, ведущим рыболовный катер по бурному морю, смешная картина.
– Дурацкая картина, – я подошел ближе.
– Здесь так любят рисовать.
Я взял ее за руку. Анна обернулась и не удивилась. Я притянул ее к себе, поймал за талию и поцеловал. Прижал к стене. Анна не вырывалась, но как-то особо не обрадовалась моим стараниям, стояла, опустив руки, так что я, немного помучившись, отпустил ее и отступил.
Я отступил. Анна поправила бордовую куртку, подняла воротник. Я не знал, что дальше, как дальше.
– Мне пора, – сказала Анна. – Пора идти.
Глупо как-то. Извиняться глупо, не извиняться тоже.
– Давай вечером по набережной погуляем? – предложил я.
– Давай, – ответила Анна.
– В шесть часов, а?
– В шесть часов.
Она так и стояла возле стены, так и смотрела на мишку-капитана, на меня не смотрела.
– А где там встретимся? – спросил я. – Там, где памятник с пушками? Где Прадо заканчивается?
– Где начинается.
– Тогда я тебя там буду ждать.
Анна кивнула и направилась к выходу. А я поплелся за ней. Хотел проводить ее до лифта, но она пошла по лестнице.
Вернулся в квартиру. У меня чесалась рука. Включил кондиционер погромче. Но треск не помог. Дурацкая эта картина с мишкой, теперь все время перед глазами будет.
Я подошел к стене, снял картину, поставил ее на пол, морем к стене. Плохо было. От шеи в голову поднималась тяжесть, хотелось закрыть глаза и постучать по стене затылком. Пыли много у отца. Меня вдруг затошнило от этой пыли, я остановил кондиционер и выскочил из квартиры. Лифта тоже дожидаться не стал, шестой этаж всего, на третьем этаже на стене было написано по-русски, но не почерком моего отца, хотя он мог и левой рукой написать.
Возле подъезда меня поджидало такси, похожий на лягушку «хёндай», и новый таксист с бакенбардами. Я сказал, чтобы он ехал по Малекону до Прадо, нет, лучше до форта, который дальше, рядом с гаванью, и четырехугольный. По пути я уснул, думаю, мы ехали по набережной, вокруг дудели в трубы.
Потом я сразу оказался у форта, на мостике над рвом, а как оказался, не помнил. Я понял, что не очень себя нормально чувствую, в виски била кровь, очень неприятное ощущение, будто кто-то пытался выдавить из моей головы по теннисному мячу, один справа, другой слева, слева явно больше. Хорошо бы еще поспать до вечера, отдохнуть хорошо, вечером в шесть часов встречаюсь с Анной возле памятника. Во рву плавали бутылки, прозрачные пластиковые бутылки, зеленые и коричневые стеклянные бутылки, мелкие желтые пузырьки, и еще много другой дряни в зеленой жиже, которой стала вода. Я стоял на мостике, ведущем в форт, и смотрел на бойницу, думал – неужели находились такие дураки, что пытались штурмовать его? А вообще, он мне не понравился, этот бастион, игрушечный, с закрытыми глазами его можно взять.
Я перебрался через мостик. Надо было сразу к «Кастилье» ехать, зачем я сюда приперся, непонятно. Я определился с направлением и двинулся в сторону гостиницы. Вокруг ограды квадратного зеленого парка до сих пор кисли барыги с пластинками и книгами, один барыга подкатил ко мне и впарил монету с Сьенфуэгасом под видом редкой монеты с Че Геварой. За три кука, но в хорошем состоянии, хотя, по правде, монета была тертая.
Зря я ее купил, остальные барыги тут же ко мне привязались и не отставали до конца парка, пока я не скрылся в улочке. Мне казалось, я уже тут бывал, во всяком случае, арматурные штыри в низких подоконниках встречались.
Мимо на велосипеде прокатили два пацана лет по двенадцать. Один крутил педали, рулил и умудрялся зажимать под мышкой удочку, второй сидел на багажнике и держал в руках здоровенную рыбу, большую, глазастую, болотного цвета. Рыба была неуклюжая, пацаны то и дело останавливались и пересаживались поудобнее, устраивались сами и рыбу устраивали, смешно, казалось, что рыба с ними в компании, отправилась куда-то со своими друзьями, третьим номером, два пацана и рыба, и время заполдень. Солнце повисло над улицами, и народ попрятался под козырьки, под зонтики и по ресторанам. Меня останавливали четыре раза ресторанные зазывалы, предлагали пообедать, только я никак не мог понять, мне это надо или нет. Хотелось посидеть в прохладе, но на воздухе, холодного выпить и бутерброд. Пару раз дружелюбного вида парни предложили «такси, сигара, чика», но я мотал головой, чесал руку, и парни отставали.
Я шагал по улице. Заблудиться тут было сложно, шагай вперед – и выйдешь к гостинице, так нарочно придумано для сквозняков и вентиляции, чтобы дышалось.
Родители сидели за столиком спиной ко мне. Я их сразу узнал по затылкам, затылки у них очень похожи, хотя волосы разные.
Квадрат, обтянутый сеткой, внутри разная техника: мотоциклы, скутеры, мопеды, каракаты, стадо велосипедов, прикованных друг к другу. И тут же сбоку, под привешенным к дереву зеленым фонарем кафе, построенное из ящиков и полиэтиленовой пленки. Пахнет поразительно вкусно, народу много, все едят и смеются. Мне захотелось к ним, сесть рядом и слопать гамбургер, но я вдруг понял, что так уже не получится. Что теперь по-другому.
Мама пила воду с лимоном, а отец пил «Cristall» из зеленой бутылки.
– Не думала, что тут будет так много людей, – сказала мама. – Улицы забиты. Откуда здесь столько туристов? Нет, я понимаю, старый город, Хемингуэй… Но так много? Почему?
Отец
