Чем хорошо наше время – гуманных ловушек можно не ставить. Такое понятие, как убийство превратилось в юридический кунштюк. И только. Распылять на атомы непрошеных гостей я же не собирался? Не собирался. А всё остальное в наше прогрессивное время лечится. Ну то есть исправляется. Сшивается. Приклеивается. Подвязывается верёвочками, на крайний случай.
Клетчи между тем отрыгнул тускло-розовый бугристый комок мобильного терминала и с энтузиазмом впился в него жвалами. За ухом засвербело, и монотонный голос в голове сказал:
– Наша приветствовать ваша. Отставание работе графика есть место быть. Сектор ваш. Причина любопытна есть весьма нам.
Клетчи без пиетета относились к грамматике. Программы-переводчики у них были самые что ни на есть примитивные. Впрочем, мы и сами хороши. Их языки учить даже и не пытались. То есть даже если где-то кто-то в наше безразличное ко всему время и занимался вычленением слого-смыслового рисунка из прищёлкивающего щебетанья клетчи, то об этом – а уж тем паче о результатах столь недюжинного труда нам здесь, на орбите, было неизвестно.
Если учесть время, прошедшее с момента первого контакта с клетчи и их соройниками, то надежды на успех подобной расшифровки уже не оставалось.
Впрочем, нужды в ней не было с самого начала. Клетчи ясно дали понять, кто они и что им от нас нужно, предоставив для реализации своих целей всю имеющуюся у них технологию. Небогатую технологию, да и не особенно-то продвинутую, если честно, – но у нас не было и такой.
Кто знает – возможно, спустя десяток-другой лет мы и сами додумались бы до всего, но нам не дали этого времени, чётко обрисовав человечеству его перспективу и внушив ему абсолютную тщетность самостоятельного трепыхания в колыбели собственной культуры.
Как всегда, всё решили за нас.
И – как всегда – ради нашего же блага.
Лицемерами, однако, клетчи и иже с ними не были. Сориентировав нас в нашей грядущей – весьма незавидной судьбе, – они тут же предложили вариант, который устраивал наилучшим образом обе договаривающиеся стороны. Ну, то есть мы оказывались не в полном пролёте и приобретали даже какие-то перспективы. Типа интеграция в сообщество галактических разумных. То, о чём мечтали те, кому было, чем мечтать. Но вот форма и содержание оказались совершенно не теми, на которые мечтатели рассчитывали.
Дело было в основном в том, что живым в космосе места не было.
* * *– Ждём поставки материала, – ответил я клетчи. – Оттого и простой. Наверстаем.
– Поставка ожидаться время когда.
Это вопрос, стало быть, такой.
Отвечаю, краем глаза присматривая за «таракашками», разбредшимися кто куда по всем наблюдаемым в поле зрения поверхностям.
– Минус десять минут. Груз на подлёте. Кстати, рекомендую наблюдателям покинуть опасную зону и наблюдать откуда-нибудь из другого места.
Разворачиваюсь и делаю знак Славику. Он всё слышал, разумеется, да если бы и не слышал… Ну да вы знаете. Мы с ним давно в связке. Очень давно. Он из добровольцев. Поднялся сюда до введения обязательной повинности. Грань поколений. Сознательный малый.
Хотя, конечно, и ему, и мне приятнее думать, что он просто нашёл здесь то, что искал.
Как и я сам.
Я обшариваю взглядом выделенный для запуска сектор пространства и неожиданно вижу короткий взблеск в пустоте – там, где среди звёзд ничего не должно быть. Командую готовность Славику – а он уже оседлал скутер и гарцует теперь на разнонаправленных столбах водяного пара, как на строптивом коне.
Воды в пространстве полным-полно. И то верно – льдину зашвырнуть на орбиту ничуть не сложнее, чем любое другое… гм, тело. Куда ни плюнь, повсюду болтаются кометы и ледориты, так что с топливом трудностей нет никаких. Втыкаешь в льдину реактор, и привет – маршевый движок готов. Сопла ориентации остаётся прицепить, да заслонки, чтобы ракетой и с помощью основной тяги управлять можно было. Всё, ты на коне! А как реактор льдину растопит, пересаживайся на другую. Всего и делов.
Льдин у нас в достатке. Я прыгнул на свою и врубил испаритель на полную, одновременно разворачивая магнитную ловушку. Представьте себе клюшку для лакросса или бейсбольную перчатку с рабочей зоной в полсотни метров диаметром. Ну вот, такая она, ловушка. Пуски проходят обычно в штатном режиме, рассеивание единиц груза минимально.
На что это похоже? Представьте себе, что в вас стреляют очередью из очень крупнокалиберного пулемёта, а вам надо аккуратно изловить все пули и ни одной не пропустить, а сами пули, несмотря на смертоносность, хрупки и драгоценны, как минский фарфор…
Представили? Право слово, лучше не представлять такого.
Но мне моя работа нравится. И эта её часть – в том числе, а где-то даже и в особенности.
А потом счёт пошёл на мгновения, и мы со Славиком затанцевали на своих хрустальных кониках по приличного объёма кубу пространства, ловко выхватывая из ниоткуда транспортные монокассеты, которые электромагнитная пушка несколько минут назад зашвырнула на орбиту по прожжённому в атмосфере лазерным лучом незримому туннелю, внутри которого тот же вакуум, что и здесь, наверху.
Кассеты стремительно гасили ускорение в тенетах магнитного поля, и мы сбрасывали их в эластические авоськи, пристроенные к сёдлам наших ракеток. Кассет было две сотни – как раз столько, сколько нам нужно для того, чтобы выполнить суточный объём работ.
Поток контейнеров иссяк так же внезапно, как и начался. Весь космос построен на контрастах: чёрное – белое, есть – нет, жизнь – смерть.
Или – или. Полутонов здесь нет.
Улов мы оттащили к рабочему понтону, извлекли из сетей и вскрыли упаковку.
В каждой из кассет – по сути, фольгированном лёгком пакете – было человеческое тело.
Мёртвое человеческое тело.
Труп.
Две сотни трупов.
Мужчины и женщины, обнажённые, за исключением широких браслетов на запястьях и лодыжках, все примерно одного сложения и пропорций, без видимых признаков насилия. С совершенно безмятежным выражением очень похожих лиц.
Как если бы они спали очень спокойным сном.
Вечным сном…
Такой же груз сегодня получила – или ещё только получит – каждая из десятков тысяч бригад монтажников вроде нашей, что работают по всей длине окружности орбитального кольца.
Фабрики смерти там, внизу, работали более чем исправно.
Клетчи – особей девять-десять, точнее сосчитать у меня не получалось из-за того, что они всё время суетливо менялись местами – сгрудились на краю рабочей платформы и во все свои многочисленные глаза смотрели на мертвецов.
Даром что ещё не облизывались, гады.
Впрочем, за что мне их ненавидеть? Они же пришли к нам с миром. Правда, условия этого мира оказались таковы, что иная война была бы предпочтительнее.
Я достал из кармана инструментального пояса инъектор и протиснулся в самую гущу мёртвых тел. Чётко, с лёгкостью, приобретённой опытом
