– За что?!
– Ой, это не по телефону. Я завтра приеду и все-все расскажу!
Последняя электричка из Свяжина прибывает в Эгре в половине девятого вечера. В это время еще вовсю курсируют городские автобусы и трамваи. Но даже если идти от вокзала пешком, то за час с небольшим управишься. Феда прождала до середины ночи. Потом, решив, что сестра заночевала у Антоша, легла спать, а утро начала с телефонных обзвонов.
У Антоша Станки не оказалось – он сам недавно вернулся с ночного дежурства. Из Свяжина сестра точно уехала – родители провожали – на той самой последней электричке. Сколь-нибудь близкими подругами среди однокурсниц она обзавестись не успела. Круг замкнулся.
В полиции долго кочевряжились – мол, дело молодое, загуляла девица, подождите, скоро объявится. Только когда из Свяжина примчались родители, приняли заявление. Но единственное, что им удалось установить: в Эгре девушка субботним вечером приехала. Минула неделя, вторая, на смену апрелю пришел май. Станка исчезла.
К Дню Свободы и Равенства студенты консерватории готовили праздничный концерт. Последний прогон накануне мероприятия затянулся дольше обычного, и Феда возвращалась домой почти ночью. Улицы опустели, затих городской шум, не доносилось с проспекта позвякивание трамваев, лишь в квартирах полуночников светились окошки. Но страшно не было. Может быть потому, что воздух пах весной и сочной молодой зеленью, в голове звенела музыка, а аллейку заливал свет фонарей. И даже там, куда фонари не доставали, было светло – большая полная луна висела над головой.
Девичья фигурка выступила навстречу из-под густых крон лип. Феда оторопела на миг, затем бросилась к девушке:
– Станка?! Ты где пропадала?
Сестра не ответила, серые глаза ее смотрели не мигая. Феда обняла ее… и отпрянула. Разглядела то, что не заметила сразу в призрачном свете луны. Одежда в пыли и грязи, рукав вязаной кофточки оторвался по шву, держится на честном слове. Такими же грязными космами висели волосы Станки, а на правом виске темнела глубокая вмятина. Но самое страшное – Станка была холодной!
Феда попятилась.
– Ты… ты…
Нявка молчала. Повернулась, сделала несколько шагов по аллее. Оглянулась, приглашая следовать за собой. Будто завороженная, Феда подчинилась. Так они и шли: впереди нявка, за ней, отстав шагов на десять, девушка. По аллее, затем свернули в проулок между домами, пересекли заросший одичавшей сиренью пустырь. Пролезли через дыру в бетонном заборе на заброшенную стройку. Луна трудилась старательно, позволяя Феде видеть все вокруг.
Полузасыпанный котлован с неровными, обвалившимися краями, она тоже увидела издалека. А когда подошла ближе, ощутила запах. Страшный запах, который ни с чем не спутаешь, от которого бежать хочется.
Она не сбежала. Стояла на краю котлована и, замерев от ужаса, смотрела, как ее спутница спускается к грудам строительного мусора. К бежевой вязаной кофточке, едва заметной под слоем грязи и кирпичного крошева.
Нявка к кофточке, к тому, что было под ней, не притронулась. Высвободила из-под обломков рюкзак, расстегнула, вынула толстую ученическую тетрадь и крепко прижав ее к груди, начала карабкаться обратно. Выбралась, шагнула к Феде, протянула находку. Станка с самого детства вела дневники, записывала самые значимые для себя события. Этот был последним.
– Хочешь, чтобы я взяла? – запинаясь, спросила Феда.
Нявка кивнула. Тогда девушка схватила тетрадь, развернулась и побежала прочь от котлована.
Станку похоронили в Свяжине, на старом кладбище. Провожать пришли родственники, соседи, бывшие одноклассники. Из Эгре приехали всего двое – Федора и Антош. Парень вел себя в точности так, как полгода назад, когда хоронили Люру. Но после церемонии подойти и заговорить не решился. И на поминках его не было.
Зато когда два дня спустя Феда пришла на вокзал, он ждал ее. Не спрашивая разрешения, вошел следом за ней в вагон, сел на скамейку рядом. И когда поезд тронулся, когда старенький вокзал Свяжина проплыл мимо окна, неожиданно положил ладонь на ее руку.
– Феда, как ты нашла тело? Ты не рассказала полиции, почему пошла на старую стройплощадку.
– Пошла, и все! – Девушка высвободилась. – Лучше объясни, как ты допустил, что Станка погибла?! Ты же чугайстер! Ты должен был защитить ее!
– Чугайстеры не всесильны, – Антош смотрел Феде прямо в глаза. – Иногда мы не успеваем спасти человека от его глупости, доверчивости, неуместной доброты. Тогда остается мстить. Я отомстил. Вчера ночью, на кладбище.
– Что? – не поняла Феда. – Ты убил нявку в одиночку? Я думала, для этого нужны трое чугайстеров.
– По ритуалу положено так. Но на крайний случай есть способ. Жестокий. Но эта тварь заслужила!
Губы Антоша искривились, обнажив ровные белые зубы. Феда не решилась угадывать, что означала эта улыбка.
Дома под дверью ее ждала записка. Всего одна фраза, написанная аккуратным ученическим почерком Станки: «Ты прочла дневник?» Нет, не прочла, не до того было. Ощутив острый укол совести, Феда выудила из ящика стола тетрадь, плюхнулась на кровать, открыла.
Записи начинались с прошлого лета, со вступительных экзаменов. Об учебе, о жизни в окружном центре Станка писала мало. Зато Антошу посвящала длиннющие абзацы. Вот она первый раз увидела его рядом с Люрой – полстраницы эпитетов и сожалений, что «принц из снов» достался другой. Вот Станка замечает внимание к себе и боится поверить в удачу. Вот их первое свидание. Второе. Третье, закончившееся постелью. И – некрасивая сцена ревности, устроенная Люрой. Впрочем, сцена оказалась единственной, Люра приняла поражение на удивление безразлично… А через две недели покончила с собой. Станка посвятила трагедии всего две фразы: «Ой, мамочки, Люра повесилась! Что теперь будет?» А ничего не было. Станка вызвала нявку? Полноте! Она ни разу не вспомнила соперницу. Дневник заполняло сплошное розовое девичье счастье.
Появление нявки совпало с переломом в настроении сестры. Станка заподозрила, что у нее есть соперница. Имя она не упомянула ни разу, Феда едва мозги не сломала, пытаясь понять, кто это. Пока не наткнулась на: «Вчера Антош назвал меня ЕЕ именем! Как противно! Не могу больше жить с НЕЙ под одной крышей, спать на одной кровати! Да я в одном городе с ними оставаться не хочу! Завтра уезжаю в Свяжин, и плевала я на университет!» Прочла и охнула, схватилась за голову.
Последняя запись была совсем коротенькая: «Антош позвонил! Просил прощения, звал, предлагал начать все сначала. Конечно я его прощаю! А Люра пусть идет в Ад – я перед ней ни в чем не виновата!»
Теперь Феда не боялась встречи с нявкой, она искала ее. Слишком много вопросов поставил дневник. Сможет ли Станка ответить на них? Захочет ли? Но кроме нее, ответов не знал никто. Феда старалась подольше задержаться в консерватории, выходила на вечернюю прогулку чуть ли не в полночь, подолгу сидела у окна, высматривая девичью фигурку, прячущуюся от света фонарей.
