А потом все закончилось. Ларт говорил, что, должно быть, это постарался какой-то маг и, скорее всего, погиб при этом. Как обидно, что никто не запомнил его имени, подумал тогда Марран.
И конечно же, он не мог себе представить, что однажды придется пережить это наяву.
На первый взгляд не изменилось ничего, хотя Марран знал, что еще рано, что еще не началось, и все равно от страха и от злости на бессилие замирало сердце. Вестей от семьи лесничего не было, но уже наутро слегла – злая ирония судьбы – маленькая дочь лекаря. Лекарь уже знал; по поручению Ларта Марран рассказал о пришедшей беде только ему и старосте, чтобы избежать паники. Поверили они сразу.
А началось все по-настоящему спустя пару дней, когда Марран совсем измучился от бесплодной потребности что-то делать.
Книг у Ларта было много. Самых разных: от тонких и маленьких, со странными названиями и иллюстрациями (Марран сунул нос как-то раз и тут же сморщился: какая гадость!), до увесистых, с прочными переплетами томов, некоторые из которых даже закрывались на замки. Одни шевелились, вздыхали страницами, раскрывались навстречу, другие шипели, грозясь прищемить палец. Эти Марран привычно обошел стороной, направляясь к полке с книгами заклинаний.
Он вытащил одну из них на свет, сдул пыль с обложки, раскрыл наугад и принялся листать. Марран не знал, что именно ищет; знал только, что должен найти что-нибудь, что помогло бы отвести беду. Заклинания упокоения, умиротворения, призыва, очищения, закрепления, освобождения – что-то из этого явно подходило, но что именно, он не мог определить. И нельзя было предугадать, как подействует то или иное заклятие. Очень не хотелось случайно взорвать себя вместе с домом или призвать что-то еще более жуткое.
Марран остановился на заклятии определения – более-менее мирном. Больше всего сейчас ему до жути, до мурашек, до комка в горле хотелось увидеть то, с чем ему предстояло столкнуться, в глаза тому, у чего, вполне вероятно, даже и глаз нет. Понять, откуда оно пришло.
Где его гниющие корни.
Он встал перед зеркалом в прихожей, обычным с виду, а на самом деле довольно-таки капризным. Отражало оно Маррана через раз, иногда почему-то повзрослевшим, иногда печальным, куда-то бесконечно идущим. Марран подозревал, что зеркало таким странным образом ревновало к нему Ларта. В любом случае, значения это не имело – для заклинания подходило любое зеркало. Еще там полагались горящие свечи и некоторая дополнительная обстановка, но времени на это не оставалось. Ларт мог вернуться в любую минуту, а у Маррана было ясное предчувствие, что идею тот не одобрит.
От первых же слов поверхность зеркала пошла рябью, точно от ветра. Марран читал дальше, все больше увлекаясь; зеркало перед ним прогибалось внутрь, словно корчась от боли, в отражении замелькали изображения – люди, дома, города, море, острова, снова люди, работающие в поле, играющие на улицах дети. Мгновение – и панорама деревни с высоты птичьего полета, еще мгновение – и прямо перед глазами травинка, которую можно разглядеть во всех подробностях.
И на самой границе поля зрения, ускользающее от взгляда, но неизменно пронизывающее всю картинку – нечто настолько чуждое, что Марран отшатнулся. Попытался зажмуриться, но не смог: оно удерживало его, будто присосавшись к взгляду. Края зеркала подернулись серой паутиной, медленно расползающейся по поверхности – и по отражению, и вглубь, пожирая травинку, дома, людей, пока Маррану не стало казаться, что сейчас клочья этой паутины дотянутся и до него самого.
Его дернули за воротник, оттаскивая от зеркала, и в этот же миг оно вспыхнуло ослепительным белым светом, снова выгнувшись, и тут же погасло, вернулось в свой привычный вид. Марран увидел в отражении себя, взъерошенного, в обнимку с книгой, и Ларта рядом – тоже взъерошенного и очень злого. И, кажется, немного испуганного. Марран тут же неловко отвел глаза.
– Никогда так не делай, – сказал Ларт таким голосом, что Марран понял: больше эту книгу не откроет.
* * *Винить Маррана Ларт не мог – он признался себе в этом скрепя сердце, глядя на книгу, которую и сам уже перелистал от начала до конца.
Вечером того же дня приходил староста поселка. Комкая в руках шляпу, он стоял посреди полумрака прихожей и умоляюще смотрел снизу вверх, ожидая чудодейственного магического вмешательства. Что Ларт мог ему сказать?
Ларт не был целителем, но знал травы, знал, как устроено человеческое тело, мог определить недуг и, возможно, даже подсказать, как его вылечить, но Мор не лечится. Мор приходит и берет свое, и целительство здесь бессильно, хоть ты все умные книги в доме перечитай. Ларт все-таки перелистал несколько, но быстро сдался – тут нужен был магический подход. Как поймать за руку тень? Как извлечь из тела тлен? Как поразить врага, слившегося со своей жертвой в одно целое?
Он ощущал присутствие этого врага, неуловимо витавшее в пропахшем смертью воздухе поселка, когда шел к очередному пораженному дому. Заходил, говорил ободряющие слова и выходил ни с чем. Марран всюду упрямо таскался за ним, непривычно тихий; возможно, чувствовал вину за свою выходку или затевал очередную. Ларт с радостью отослал бы его прочь, куда-нибудь в безопасное место, но более безопасного места, чем рядом с собой, так и не придумал.
– Я не могу смотреть им в глаза, – признался Марран, когда они возвращались домой после очередного безнадежного дня. – Они так в меня верят… В тебя, конечно, больше всего, но и в меня, я ведь тоже маг. И тоже ничего не могу. Как такое может быть?
– Магия не всесильна, – сумрачно сказал Ларт. – Есть в мире вещи за пределами и твоих, и моих возможностей. Нельзя остановить смерть. Нельзя подарить жизнь. Можно попытаться спасти того, кто еще не умер, если знать наверняка, что его убивает. Если узнать причину, понять, откуда все пошло, где корень зла…
Тут его словно толкнуло, и он споткнулся на ровном месте.
– Дерево гниет, – пробормотал Ларт, глядя себе под ноги, – с корней…
Он круто развернулся к Маррану, тот даже отступил на шаг от неожиданности.
– Кто заболел первым?
– Первым? – повторил Марран, наморщив лоб, и тут же вскинулся,
