Он пытался выбрать одно из двух. Он бросал монету. Пытался уйти сам, без боли и страха.
Он не смог.
И теперь ему было так плохо, что призыв нави казался не самым плохим вариантом. Лекарства не помогали. Обезболивающие тоже. В конце концов он выполз из квартиры, добрался, шатаясь, до круглосуточного магазина и купил там две бутылки крепкого вина.
Ночной продавец явно подумал, что он уже пьян, и пытался отговорить его от покупки. Чужая забота только раздражала, и в конце концов он швырнул продавцу в лицо деньги и выбежал из магазина вместе с бутылками.
Вино тяжело проваливалось в желудок и жгло его только сильнее. Забыться не получалось. В голове гудело, и в этом гудении слышался голос Гелы. Перед глазами плыли цветные пятна, и в них ему мерещилось ее лицо. Вот она зависла над стаканом с крепленой красной дрянью, вот взглянула прямо на него, вот…
* * *…улыбнулась, показав мелкие, совсем не хищные…
* * *«Я не осмелюсь? Я?!»
Незнакомая пьяная злоба ворочалась у него внутри, прося выхода.
«Да что ты обо мне знаешь? Почему считаешь слабаком, тряпкой, разменной монетой? Как смеешь думать, что твое «быть» важнее моего?»
Непочатая бутылка вина ударилась в стену, но не разбилась. Покатилась по полу, издевательски дребезжа.
Он не будет звать ее.
Не будет валяться в ногах у пришедшей нявки.
Не будет.
Нет.
* * *Под желтыми кленами возле небольшой парикмахерской трое мужчин окружали женщину.
Это выглядело бы как ограбление или изнасилование – в общем, что-то, при виде чего приличный человек должен броситься на защиту невинной жертвы или как минимум позвать на помощь… вот только нападающие были одеты в черные меховые жилетки, а у их добычи были слишком большие, слишком прозрачные глаза.
Навь. Нежить. И чугайстеры, охотники на вернувшихся с того света, готовящиеся исполнить жуткий ритуальный танец.
За пределами круга метался молодой человек со встрепанными волосами. Хватал за жилетку то одного, то другого, колотил кулаками в спину, пытался оттащить, протолкнуться к окруженной нявке, но привычные к подобному чугайстеры не двигались с места.
– Вы не понимаете! – выкрикивал молодой человек. – Она… Мне без нее не жить!
Он в очередной раз попытался пробиться в круг, но его оттолкнули едва заметным движением плеча. Сделавший это чугайстер повернул голову и негромко сказал:
– Все так говорят. Не жить, не жить… Но живут же. И с тобой тоже ничего не случится.
Молодой человек застыл, непонимающе глядя на него, а потом вдруг зашелся отчаянным визгливым смехом.
Хоровод чугайстеров сдвинулся с места, и очень скоро терпкий запах осени сменился другим, тяжелым и удушающим.
Ароматом фиалки.
4. Далекие мотивы
Тут собраны рассказы уже не столько «по» тем или иным произведениям Дяченко, сколько «по мотивам» их: какого-то конкретного из романов (рассказов, повестей, миров)… сразу нескольких… творчества Дяченко вообще.
Мотивы бывают дальними. Иногда сходство с каким-то конкретным текстом угадывается далеко не сразу. Но дух важнее, чем буква, – а он, безусловно, здесь есть.
Святослав Логинов
Дело в шляпе
Эпиграф рассказа не вводит читателей в заблуждение – это опять в какой-то мере мир «Скитальцев», даже мир третьего романа цикла. Именно что в какой-то мере: Святослав Логинов «сдвинул» все тамошние реалии куда сильнее, чем авторы сборника, экспериментировавшие со «Скитальцами» в предыдущих разделах. Рассказ патриарха нашей фантастики интересен сам по себе, но тем не менее читатели, знающие «Скитальцев», уловят связь между рассказом и образами Дяченко. И найдут в такой дегустации особый вкус удовольствия.
«Меня рвали надвое два одинаково сильных чувства – страх перед кнутом Флобастера и жажда увидеть то, что случится сейчас на сцене…»
Из монолога Танталь (роман М. и С. Дяченко «Преемник»)И кто только придумал дороги? Сухие, они исходят пылью, превращая путников в серые, безликие куклы. Куклы куда-то движутся, но смысла в их движении нет нисколько. Можно топтаться на месте, и пыль также станет взлетать из-под ног.
В распутицу или просто после дождя дорога обращается в канаву, полную липкой грязи. Она цепляется за лошадиные копыта, обнимает колеса, не позволяя ехать, и, так же, как пыль, красит лица в свой унылый цвет. Волшебные птицы на стенах фургона не радуют взгляд пестротой.
Фургон, запряженный парой очень серых лошадей, медленно тащился по в прах изъезженной дороге. Маэстро Фильконти сидел на козлах, понурив голову, и не думал погонять усталых лошадей. К чему? Будет больше пыли – и только. Езда все равно не ускорится.
Край тента, прикрывавшего вход в повозку, откинулся, наружу выглянуло девичье личико.
– Дядя Филипп, мы скоро приедем?
– Это смотря куда… – не оборачиваясь, ответил маэстро.
– Хоть куда-нибудь. Надоело трястись.
– Куда-нибудь через полчаса доедем. Там река должна быть. Заночуем, помоемся, а с утра – в село. Может быть, чего заработаем. Жаль, ярмарка только через месяц.
– Помыться – это хорошо. А то песок на зубах скрипит.
О надежде заработать девушка даже не упомянула. Слишком уж призрачна была эта надежда.
В скором времени дорога и впрямь вышла к реке. Моста тут не было, но, судя по тому, как храбро колея ныряла в воду, именно здесь был брод.
– Маня, проверь, как там – глубоко?
Девушка легко скинула платье и ступила в воду, холодную в конце лета.
– Тут и по пояс нигде нет! – крикнула она с того берега. – И дно крепкое!
Фургон осторожно переехал речку и остановился. Маэстро спрыгнул с козел и принялся распрягать лошадей.
– Манька, коней прими! Не одной тебе купаться.
– И Трифона тоже! – раздался из фургона скрипучий голос.
Манька, ничуть не смущаясь наготы, выбралась из воды, подошла к фургону и выволокла на свет сонного питона.
– Ты тоже иди купаться! – крикнула она невидимому собеседнику.
– Я спать хочу, – ответил скриплый.
– Водичка – прелесть! Купнешься – мигом сон слетит.
– Вот и купайся, а я спать буду.
Маня вернулась в речку. Удаву, судя по всему, было совершенно все равно: лежать ли в жарком фургоне или полоскаться в холодной воде.
Филипп распряг лошадей, которые немедленно направились к водопою, а сам пошел вдоль берега, выискивая оставшийся от разлива плавник, годный в костер. Он не успел ничего толком сделать, как на берегу появилось новое действующее лицо. Мужик, наверняка из ближней деревни, куда направлялся фургон.
– Это вы чево? Кто позволил на чужой земле стоять?
– Здесь дорога. Земля общая, бесплатна для всех проезжающих, – мирно ответил Филипп, продолжая возиться с костром.
– А дрова? За дрова кто платить будет? Пошлину проездную гони!
– Пошлину на том свете калеными угольками.
– Маэстро Филипп, дыму ему отвали с нашего костра, три короба, чтобы всласть надышался! – крикнула из реки Маня.
Мужик обернулся. Глаза у него вылупились, что у рака при виде
