Если бы тема рассказа была еще более невероятною, обстоятельность его, а также выразительные манеры и личность рассказчика могли поколебать слушателя, и мне стало жутко, когда, после окончания его объяснения, я нечаянно мельком увидел свое изображение в зеркале, висевшем на стене комнаты. Я встал и подошел к зеркалу. Представшее передо мною лицо было как две капли воды то же самое, ни на волос не старее той физиономии, которую я видел, завязывая галстук во время сборов моих к Юдифи в День отличий, отпразднованный, как хотел убедить меня этот человек, уже сто тринадцать лет тому назад. Тут снова представилась мне вся колоссальность обмана, жертвой которого я был. Негодование овладело мной, когда я сообразил, как далеко зашло допущенное со мною нахальство.
– Вы, вероятно, удивлены, – заметил мой собеседник, – не находя в себе никакой перемены, хотя с тех пор, как вы легли спать в подземной комнате, вы постарели на 100 лет. Это не должно изумлять вас. Только при условии общего прекращения жизненных функций вы могли пережить такой большой период времени. Если бы ваше тело подверглось малейшей перемене во время вашей летаргии, оно давно бы уже разложилось.
– Милостивый государь, – возразил я, обернувшись к нему, – что за причина, что вы с серьезным видом рассказываете мне такую замечательную бессмыслицу, я совершенно отказываюсь понять. Но вы, конечно, слишком умны, чтобы допустить возможность провести ею кого бы то ни было, кроме отчаянного дурака. Пощадите меня от продолжения этой выдуманной чепухи и раз навсегда ответьте мне, скажете ли вы мне толком, где я и как я сюда попал? В случае вашего отказа я сам постараюсь удостовериться в этом, невзирая ни на какие препятствия.
– Так вы не верите, что у нас теперь 2000 год?
– Неужели вы, не шутя, находите необходимым спрашивать меня об этом?
– Ну хорошо же! – воскликнул мой необыкновенный хозяин. – Так как я оказываюсь бессильным убедить вас, вы убедитесь в том сами. Чувствуете ли вы в себе достаточно силы, чтобы подняться со мною наверх?
– У меня столько же силы, сколько ее было всегда, – возразил я сердито, – что, кажется, не придется мне доказать на деле, если эта шутка затянется еще надолго.
– Прошу вас, сударь, – отвечал мой собеседник, – не очень-то увлекаться мыслью, что вы жертва обмана, во избежание слишком сильной реакции, когда вы убедитесь в справедливости моих показаний.
Участие, смешанное с состраданием, с каким были произнесены эти слова, и полнейшее отсутствие малейшего признака раздражения на мою вспыльчивость, как-то совсем обескуражили меня, и я последовал за ним из комнаты с необыкновенно смешанными ощущениями. Мы прошли сперва две лестницы, затем одну еще, более короткую, которая привела нас на бельведер, наверху дома.
– Прошу вас посмотреть вокруг себя, – обратился он ко мне, когда мы добрались до верхней площадки, – и сказать мне, это ли Бостон XIX столетия?
У ног моих расстилался большой город. Целые мили широких улиц, обсаженных деревьями и окаймленных красивыми зданиями, тянулись по всем направлениям. Дома большею частью не были построены в одну шеренгу, а, напротив того, стояли отдельно, окруженные большими или меньшими палисадниками. В каждом квартале зеленели большие открытые скверы, усаженные деревьями, среди которых на позднем вечернем солнце блестели статуи и сверкали фонтаны. Общественные здания колоссальных размеров и грандиозной архитектуры, несравнимые с существовавшими в мое время, величественно возвышались со своими горделивыми пилястрами по обеим сторонам улиц.
Действительно, до сих пор я никогда не видел ни этого города, ни чего-либо похожего на него. Подняв, наконец, глаза мои к горизонту, я посмотрел на запад. Эта голубая лента, извивавшаяся по направлению к закату солнца, не была ли это река Чарльс со своими изгибали? Я взглянул на восток: Бостонская гавань тянулась передо мною, окруженная своими мысами, со всеми своими зелеными островками.
Тут я увидел, что мне сказали правду относительно чуда, совершившегося со мной.
Глава IV
Я не потерял сознания, но напряжение уразуметь свое положение вызвало у меня сильное головокружение, и я помню, что моему спутнику пришлось крепко держать меня под руку, когда он вел меня с площадки в просторную комнату верхнего этажа, где он настоял, чтобы я выпил стакан-два хорошего вина и принял участие в легком перекусе.
– Я надеюсь, – ободрительно сказал он, – что вы теперь скоро вполне оправитесь; я бы и не решился на такое энергичное средство, если бы ваше поведение, правда вполне извинительное при данных обстоятельствах, не вынудило меня избрать именно этот путь. Каюсь, – прибавил он, смеясь – одно время я несколько опасался, что, не уведи я вас вовремя, мне пришлось бы испытать то, что в XIX столетии, если не ошибаюсь, вы обыкновенно называли потасовкой. Я вспомнил, что современные вам бостонцы славились боксом, и решил не терять времени. Полагаю, что в настоящее время вы снимете с меня обвинение в мистификации.
– Скажи вы мне, – возразил я, глубоко взволнованный, – что с тех пор, как я в последний раз видел этот город, прошло не сто лет, а целая тысяча, я и то поверил бы вам.
– Прошло всего одно столетие, – отвечал он, – но и в целые тысячелетия мировой истории не случалось таких необычайных перемен.
А теперь, – прибавил он, протягивая мне руку с неотразимой задушевностью, – позвольте мне сердечно приветствовать вас в Бостоне XX столетия и именно в этом доме. Имя мое – Лит, меня зовут доктор Лит.
– Меня зовут Юлиан Вест, – сказал я, пожимая ему руку.
– Мне очень приятно познакомиться с вами, мистер Вест, – отвечал он. – Как видите, этот дом построен на месте вашего
