Утопия XIX века. Проекты рая

обременяя другой, администрации только следят за колебаниями мнений среди самих рабочих, выражающимися в числе охотников. Принцип таков, что в общем трудность работы должна быть уравновешена для всех одинаково, в чем судьями являются сами рабочие. Приложение этого правила безгранично. В том случае, если бы какое-нибудь занятие само по себе было столь неприятным или влияло так угнетающе, что для привлечения охотников дневной труд потребовалось бы сократить всего до десяти минут, – это было бы сделано. Если бы даже и тогда не нашлось охотника на эту работу, – она была бы оставлена невыполненною. Но, конечно, на деле умеренное сокращение рабочих часов или увеличение других привилегий являются достаточными для гарантирования необходимого контингента охотников для какой бы то ни было работы, потребной человечеству. Если бы неустранимые трудности и опасности столь необходимой работы оказались действительно так велики, что никакими соблазнами возмещающих преимуществ нельзя было бы преодолеть людское к ней отвращение, в таком случае стоило только администрации изъять этот промысел из общего разряда промыслов, объявив его «экстраординарным» с оповещением, что тот, кто изберет его своею специальностью, будет достоин национальной благодарности, и от охотников не было бы отбоя. Наша молодежь весьма честолюбива и не пропускает таких удобных случаев. Вы видите, что эта зависимость промышленности от чисто добровольного выбора занятий сопровождается удалением негигиенических условий или особенной опасности для жизни и членовредительства. Здоровье и безопасность являются непременными условиями всех промыслов. Нация не калечит и не убивает своих работников тысячами, как делали это частные капиталисты и корпорации вашего времени.

– А если случается, что число желающих взять на себя это чрезвычайное занятие превышает имеющееся для них место, как вы поступаете с претендентами?

– Преимущество отдается получившим общие лучшие отзывы на прежней службе, когда они работали в качестве чернорабочих и как юноши в период их образования. Не бывало, однако, случая, чтобы человек, упорно добивающийся заявить свое искусство в каком-нибудь исключительном деле, не достигал в конце концов желанной цели. Что касается противоположной возможности – внезапного недостатка добровольцев на исключительный труд или какой-нибудь внезапной необходимости в увеличенной силе, – то администрация, в деле пополнения ремесленников обыкновенно соблюдая систему добровольного выбора, всегда в случае надобности имеет возможность собрать специальных добровольцев, а также привлечь к делу необходимые силы из других профессий. Обыкновенно, впрочем, что требования подобного рода могут быть удовлетворены силами из категории неученых работников или чернорабочих.

– Как же вербуется этот класс чернорабочих? – спросил я. – Добровольцев для него, наверное, не находится.

– Это степень, через которую проходят в первые три года своей службы все новобранцы. Только после этого периода, в течение которого они для всякого рода работ находятся в распоряжении своего начальства, они получают право выбора новой профессии. От этих трех лет строгой дисциплины никто не освобождается.

– Такая промышленная система может быть чрезвычайно производительной, – заметил я, – но я не думаю, чтобы она была благоприятна для высших профессий, для людей, которые служат нации не руками, а головой. Ведь вы не можете обойтись без тружеников мысли. Каким же образом избираются они из тех, кто назначен для служения фермерами и мастеровыми? Полагаю, что тут требуется весьма тщательный выбор.

– Так это и есть, – отвечал доктор Лит, – здесь действительно требуется самое тщательное испытание, – мы и предоставляем каждому самому решать вопрос: сделаться ли ему тружеником мысли или ремесленником. В конце трехлетнего срока, который всякий должен отбыть в качестве чернорабочего, ему предоставляется сообразно с его природными способностями право выбора подготовительных занятий к какому-либо искусству, или ученой профессии, или же к фермерству, или к деятельности ремесленника. Если он чувствует себя более способным работать своими мозгами, нежели мускулами, ему даются всевозможные средства, приспособленные для испытания предполагаемой способности и для развития ее, а в случае пригодности его для избранной им профессии, и все средства для продолжения этого занятия как своей специальности. Школы технологии, медицины, искусства, музыки, драматического искусства и высших свободных наук всегда, безусловно, открыты для всех желающих.

– Не наводняются ли эти школы молодежью с единственным побуждением уклоняться от работы?

Доктор Лит сделал гримасу.

– Уверяю вас, что не находится ни одного такого, который поступал бы в школы наук и искусств в расчете избежать работы, – сказал он. – Школы эти предназначены для людей, отличающихся особенными способностями к изучаемым в них отраслям знаний, и тот, кто не обладает этими способностями, скорее согласится отбыть двойные часы в своем ремесле, чем гоняться за уровнем классов. Нет сомнения, что многие искренно ошибаются в своем призвании и, не удовлетворяя требованиям школы, выходят оттуда и возвращаются в промышленную армию. Такие люди отнюдь не теряют уважения, так как общественное управление имеет назначением заботиться о поощрении всех к развитию предполагающихся в них дарований, действительность которых может быть проверена только на деле. Школы наук и искусств вашего времени в материальном отношении зависели от благостыни учащихся, и, кажется, награждение дипломами неспособных людей, находивших себе путь к занятию должностей несоответственным профессиям, считалось заурядным явлением. Наши школы являются национальными учреждениями, и удовлетворительный экзамен по предметам их испытания служит бесспорным ручательством за выдающиеся способности.

Эта возможность высшего образования остается открытою для каждого до 35 лет включительно, после чего учащиеся уже не принимаются, так как иначе до срока их увольнения оставался бы слишком короткий промежуток времени для служения нации каждому по своей специальности. В ваше время молодым людям приходилось выбирать себе специальности в очень раннем возрасте, и потому в большинстве случаев они всецело ошибались в своих призваниях. В наше время признано, что природные склонности развиваются у одних позже, у других раньше, и потому выбор специальности может быть сделан в 24 года, но и после того он остается открытым еще на 11 лет. Следовало бы прибавить еще, что право перехода, с известными ограничениями, с одной ранее избранной профессии к другой, предпочтенной впоследствии, также допускается до 35-летнего возраста.

Вопрос, уже раз десять бывший у меня на языке, теперь был высказан мною. Вопрос касался того, на что в мое время смотрели как на самое существенное затруднение для разрешения промышленной проблемы.

– Странное дело, – заметил я, – что вы до сих пор не сказали еще ни слова о способе определения вознаграждения. Если нация является единственным хозяином, правительство должно определить размер вознаграждения и определить точно, сколько именно каждому потребно зарабатывать, начиная от докторов и кончая рудокопами. Все, что я могу сказать, – ничего подобного не могло быть применено у нас, и я не понимаю, как это может быть осуществимо в настоящее время, если только не изменилась человеческая природа. В мое время никто не был доволен своим вознаграждением или окладом.