Клис хотел отослать стих Кене. Подарить насовсем. Он даже дорисовал между рифмованными строками сумму поощрительной премии, но в последнюю минуту передумал. Зачем дарить кому-то стих, если он – плохой?
Это было вчера.
А сегодня Клис проснулся с мыслью, что Кена ушла не прошлым утром, она ушла от него давно, просто сейчас сделала это окончательно. От такой мысли стало намного легче. Настолько, что с него буквально посыпались прекраснейшие стихи.
Стихи, которые нельзя показывать начальнику Душного офиса – поощрительные премии всё-таки с неба не капают и на душистых ветках не растут.
– Может, тебе отбеливание мыслей сделать? – Мик, товарищ по рифмо-цеху, присел на лавочку возле Клиса и выразительно покосился на строчки, нахально выглядывающие из чёрной папки. – «…и солнце алым квадратом встаёт…» Бе-е-едный Клис! Ну, где ты видел квадратное солнце? От-бе-ли-ва-ни-е мыслей! Настоятельно рекомендую. Говорят, это даже круче, чем биохимическая завивка извилин…
Клис зажмурился, сделав вид, что очень занят.
А когда открыл глаза, Мика уже не было. И – о ужас! – пропали и прекрасные стихи! Чёрная папка на месте, закрыта, а стихов нет. Выскользнули в щель и удрали! С ними такое случается. Но… Вдруг попадутся на глаза начальнику Душного офиса? Прощай, премия! И работа – тоже прощай! Нет, голодная смерть Клису не грозит – при желании он и сам нажарит глаголов с местоимениями и прочими вкусностями не хуже повара. Просто любому рифмовику необходим выход стихов – необходимо, чтобы строфы с куплетами выплёскивались за его, рифмовика, рамки, иначе… Последняя капля тем и прекрасна, что падает пока ещё в чашу. Последний раз. Следующая – упадёт уже на пол…
Начальник Душного офиса понимал это как никто другой. Потому и жалел Клиса, позволял ему работать, прикрывая глаза на нетрадиционную стихо-ориентацию. Нехорошо лишний раз подводить начальника.
Клис в страхе летал по парку, заглядывал под каждый кустик, перетрушивал каждую веточку – стихов не было. Клис звал. Клис кричал. Клис топал ногами. Клис, вконец отчаявшись, прислонился к молодому деревцу. Сложил крылья. Выдохнул. Тихо выругался неприличным словечком. Неприличное тут же материализовалось в подобие человеческой ягодицы и мерзко захихикало. Клис раздражённо махнул рукой и вдруг услышал.
Плач. Тоненький. Такой трогательный и такой мелодичный, что, кажется, никого не способен оставить равнодушным. Клис, позабыв обо всём, бросился на выручку. Под самым ароматным кустиком Душистого парка рыдала Манка – та самая новенькая рифмовица. А у неё на коленях уставшим котёнком свернулись сбежавшие стихи.
– Это… Это… – Манка подняла глаза на удивлённого Клиса. – Они самые прекрасные… Это… Самое лучшее…
– Это моё… – растерянно пролепетал Клис.
– Зна-а-аю-ю-ю! – брызнула слезами Манка. – Твои стихи! Говорят, начальник берёт из них всего по строчке. Потому что, говорят, остальное нельзя читать! Никому. Новичка-а-ам особенно. Вот и не читает никто полностью. А я прочла-а-а… И не могу… Неужели, – она трогательно высморкалась в кружевную салфетку, – неужели я тоже нетрадиционной стихо-ориентации?
Клис осторожно обнял юную рифмовицу, отправил в папку замешкавшиеся стихи, ласково пошевелил крылышками.
А вечером они сидели в любимом ресторанчике Клиса, впитывали сок из наречий и читали друг другу свои прекрасные стихи. И стихи были на самом деле прекрасны – ведь рядом не оказалось никого, кто сказал бы, что они – не такие. Только Лента-Хранительница опустилась низко-низко – так, что во всём ресторане осталось место лишь для двух влюблённых – и улыбалась незамысловатой ленточной улыбкой. А за её спиной догорало алое квадратное солнце…
2. Жареный глагол
Юная рифмовица задумчиво смотрела в окно на пушистые зелёные облака и квадратное солнце. Рядом на литературной сковородке недовольно шипели глаголы.
– Манка! – вскрикнула Типа-Строгая-Начальница. – Опять мечтаешь? Снова глаголы сожгла!
– Манка жжёт! – вставила подхалимка-секретарь.
Рифмовица встрепенулась, убрала сковородку с огня, замахала над ней крылышками. Глаголы радостно бросились врассыпную.
– Я это… – сказала Манка.
– Влюбилась она, – важно сообщила подхалимка. – И хоть бы в кого хорошего! В нетрадиционного стихоплёта нашего, коего все порядочные девушки десятой дорогой обходят. И взгляните-ка на Манку. Она уже сама скоро на нетрадиционное письмо перейдёт. А кавалера её высокое начальство к сковородке и на полвзмаха не подпускает. Его вообще к честным крылатам допускать нельзя. Посмотрите – уже облака позеленели от его стихов. Тьфу.
– А ты не сплетничай, – сказала Типа-Строгая и повернулась к Манке. – А ты иди глаголы собирай.
Глагол забился в щель и тщательно зализывал раны с ожогами. Нетрадиционные личности – это, конечно, прекрасно. В смысле, не пресно и не прилизано до тошноты. Но, с другой стороны, от этих личностей никогда не знаешь, чего ожидать. Такие они со всех сторон… нетрадиционно-загадочные. Глагол и не стал ждать. Зализав последний ожог, протиснулся глубже в щель и выпал в Большой Мир. Не строчкой выпал, не рифмой, а самим собой – глаголом гордым, независимым и слегка поджаренным.
Глагол шёл по городу. И всё-то в нём было не так – трава не зелёная, пыльная, машины носятся, визжат тормозами, люди суетятся, бегут, постоянно куда-то опаздывая. Но при этом никто не действует. Вроде и движения – бери-не-хочу, а действия – нет. Странный мир. Хоть и Большой.
Глагол подошёл к скамейке, на которой уютно устроилась парочка молодых людей.
– Знаешь, Вита, – неуверенно мямлил парнишка, – я давно хочу сказать. Ты очень мне… мнэ-э-э… С тех пор, как мы… э-э-э… ы-ы-ы… Ох! Мне просто слов не хватает, чтобы описать всё, что я чувствую.
Рядом топтались слова, словосочетания и даже одна стихотворная строчка. Нас не хватает? Да как же? Вот же мы! Здесь! К вашим услугам! Берите, пользуйтесь, на здоровье, мы не жадные, нас на всех хватит.
«шаг за шагом»«в темноту»«шея, губы, чёлка»«люблю»«хочу!»«на улице разборка»«её глаза на звёзды не похожи…»«ещё и как»«похожи!»«ночной прохожий»«ужин»«…вдвоём!»«луна и мартини»«игра Паганини»«в четыре руки»«посмотри!»«ох, глупое сердце моё»«гори!»Глагол сочувственно смотрел на товарищей.
– Не замечают?
Товарищи сокрушённо вздохнули. И затараторили наперебой.
– Не-а. Вообще нас ни во что не ставят. Говорят – слова не главное.
– На себя бы посмотрели!
– Да! Взгляни на этого Ромео. В драку за незнакомую девушку не побоялся броситься, а как до признания в любви дошло – двух нас связать не может.
– Так вы бы, того, сами связались.
– Нельзя. Если человек к тебе обратился – ты к его услугам, а самим – нельзя. Здесь тебе не Крылатия, забыл? Хотя, – товарищи смерили глагол подозрительным взглядом, – странный ты какой-то. Откуда ты вообще взялся?
Глагол не ответил. Прошёлся вокруг парочки. Юноша всё ещё мямлил, девушка начинала скучать. Прийти на выручку кавалеру и помочь ему связать хотя бы пару слов она даже не пыталась. Хотя и хотела. Эх, люди.
Глагол подпрыгнул, завис на секунду в воздухе и устремился прямо на девицу.
Раз…
– Ну в общем, это…
