Серёжа: Кого?
Кардинал: Андрея Викторовича Сыромятникова. Надеюсь, ты понимаешь, о ком я говорю?
Серёжа: Я вас очень внимательно слушаю.
Мысленно я принялся осыпать кардинала разнообразными оскорблениями. Тут и притворяться не надо – голова-то болит. Есть наблюдатель? Может быть, отреагирует? Хотя отрицательный результат – пока не результат. Да и хороший наблюдатель, прицельно работая, слоя три-четыре может снять, его не заболтаешь.
Кардинал: Серёжа, ты понимаешь, насколько вас обманывают? Сыромятников всё ближе продвигается к реальной власти в стране. Вы все – жалкие пешки в его игре!
Я осторожно выдохнул. Кажется, всё-таки напыщенный идиот. Дай-то бог.
Серёжа: А поконкретнее? И, собственно, откуда информация?
Кардинал: Ваше, так сказать, сообщество служит исключительно целям Сыромятникова. Вы потихоньку подминаете быдло, я не спорю, у вас это очень аккуратно получается – но вы не замечаете, как Сыромятников подминает всех вас!
Серёжа: Кого именно?
Я быстренько напечатал первый попавшийся вопросец, чисто движуху поддержать, и опустил голову на локоть. Другой рукой пощупал шишку. Надо бы скрыть от камеры выражение лица. Это все нетелепаты, значит, быдло. Ах ты, птица-секретарь, гусь тростниковый. Ну-с, что он там тем временем пишет?
Кардинал: Насколько мне известно, Сыромятников собрал не только всех законных потомков Землицких, но и мордвинских ублюдков. А в последнее время даже чурок! Неужели ты не понимаешь, что это недопустимо?
Серёжа: О боже, как он мог?
Я настучал это совершенно непроизвольно. Иначе я бы вслух заржал.
Кардинал: Ты, дитя благородного болгарского народа, обязан помочь мне. Судьбы славянского мира сейчас зависят от того, сможем ли мы договориться.
Так. Или наблюдателя нет, а передо мной псих-самоделкин, или это всё цирк, он ждёт, пока я заржу вслух, расслаблюсь… И что? Взять он меня всё равно не возьмёт. Физически – я и так его. Зачем эта лапша на уши?
Кардинал: Сыромятников уже разослал своих людей в полицию, школы, детские центры. Ты не видишь, что он становится Большим Братом? Медленно, исподволь, вы учите людей доверять вам, вы же такие полезные… И когда они расслабятся, они не смогут больше без вас, ведь вы, слуги Большого Брата, такие надёжные, такие сильные, такие знающие? И Сыромятников – главный из вас. Тебе не страшно, Серёжа?
Ну, птица-секретарь, если б ты начал с этого, а не с быдла, я б может ещё и поверил. Так-то резон есть, мы действительно упорно работаем над доверием. И нужностью. И я даже знаю, что думает об этом Марина Ростиславовна. У психиатров, особенно детских, иногда бывают очень странные суждения.
Серёжа: А кто такой большой брат? Это, в смысле, секта какая-то?
Кардинал: Это персонаж из одной тоталитарной книги. Людям часто предписывается любить тех, кто отнимает у них свободу. Серёжа, у тебя есть возможность остановить это.
Серёжа: Как?
Кардинал: Оставайся на связи со мной. Работай со мной. Вдвоём мы предотвратим захват власти кликой рабов Сыромятникова.
Серёжа: А девчонки как же?
Кардинал: Какие девчонки?
Твою мать! Я чуть не закрыл рот рукой. Нет уж, вылетело – не поймаешь, не жестикулируй, он смотрит. Кто его знает, может, в мониторе тоже веб-камера, и смотрит прямо в морду. Так. Он делает вид, что не знает о девчонках. Или их брал не он… Теми же гопниками, ага. Или думает, что мы без связи. Теоретически, не будь у нас всех привычного контакта с Андреем, так бы оно и было. Но в сообществе каждый имеет разработанную связь с одним, а то и с двумя коммуникаторами. Что это значит? Это значит не наши, это значит коммуникатора точно нет. Притворюсь, что связался напрямую.
Серёжа: Ну, Анита. И вторая, я не вижу её толком отсюда, спит она, что ли?
Кардинал: Одна из них опасна. Я ввёл ей безвредное снотворное. Со второй я побеседую после тебя… и возможно, тоже выпущу. Может, присоединишься ко мне, попробуешь её убедить?
…Да-да, давай расскажем полуиндуске Аните о засилье чурок, это ты, друг фламинго, хорошо придумал. И Динка, стало быть, в серьёзной отключке. Ох.
Серёжа: Ох, извините. Голова очень болит.
Я уткнулся лицом в ладони и снова позвал Андрея. Хрясь, две секунды кипеша в голове, потом ощущение, как будто мной закусила птичка мозгосос. Я застонал и завозил лицом по ладоням. Станиславский аплодирует, я думаю. Ч-ч-чёрт, как больно-то. Проклятый Сыромятников.
Кардинал: Прости меня, но у меня ведь не было другого выбора. Ты же нигде не бываешь, кроме этого центра и ваших сходок.
Серёжа: А зачем ты поймал девчонок?
Кардинал: Без наблюдателя нам не справиться. А шоколадка пойдёт с тобой, куда ты, туда и она, поверь старому ловеласу.
Серёжа: Ну, тем более, зачем было её-то по голове бить?
Кардинал: Серёжа, ну что за детский лепет. Если человек тебе небезразличен, друг там или что ещё, и вы не раз находились в контакте – ты же можешь установить контакт издалека?
Серёжа: Конечно.
Кардинал: И что, твоя шоколадка сидела бы и ждала, пока Сыромятников тебя разыщет? Она бы привела его сюда, как та овчарка.
(Ох, Анита. Может, гусь и прав, не знаю, но уж в любом случае не так бы мне об этом узнавать. Прости.)
Серёжа: А вторую?
Кардинал: Вторая меня видела. Ничего, я подержу её в бессознанке, пока вы не уедете отсюда, уеду сам, она потом потихоньку проснётся. Давай поговорим о деле.
Серёжа: Давай.
Кардинал: Ты не сможешь избегать Сыромятникова. Тебе придётся передать ему наш разговор… И притвориться, что ты не согласен со мной.
Серёжа: А смысл?
Он что-то писал дальше, а я со всё тем же идиотски восторженным видом таращился в экран, и изо всех сил не волновался, не ухмылялся, серьёзно-пресерьёзно, даже напугано размышлял о том, как опасно будет шпионить за самим Сыромятниковым. Я был очень-очень искренен. Очень-очень напуган. И ну совершенно не злорадствовал. Потому что тукан таки осмелел и начал меня брать.
Когда в тебя лезет доминатор и ты знаешь, что он в тебя лезет, это похоже на стекло. Как будто часть всего немножко сдвигается, ну на миг делается стеклянным и смещается чуть-чуть. Рахим говорил, что для него это похоже на фотошоп. Ну, у всех по-разному. Я, в общем, на это и надеялся, болтая с кардиналом – раз Андрей говорил, что эти ребята любят власть, что им нравится сам процесс… Надеялся, что он не устоит перед искушением меня взять. Он и не устоял.
Я осторожно, очень-очень нежно пропустил стекловидную дрожь в зрение, в глазные мышцы. В рот. В слух. Он толкнулся выше (так слабенько!), я сделал вид, что я глухая ватная подушка, нет-нет, что вы, никакого сопротивления, просто мальчик глупенький, однозадачненький, читает, занят… Кажется, достаточно. Вот… теперь
