— Время, когда оно жило, назвать можете? — спрашивает полковник.
— Ага, — ухмыляется профессор. — Определённо до начала ядерных испытаний в атмосфере, то есть до 1945 года. Собственно, всё. Мы считаем, что оно относится либо к первой половине этого века, либо ко второй половине прошлого. Оно уже несколько лет как умерло, но ещё точно живы люди, на чьём веку оно было живо. И это на фоне — он перещёлкивает проектор обратно на слайд с аномалокарисом — вот этого образца, найденного в камнях, которому примерно шестьсот десять миллионов лет. — Ещё один снимок, гораздо более чёткий. — Отметьте сходство с мёртвым, но не разложившимся. Где-то определённо ещё есть живые такие же.
Профессор смотрит на полковника, резко становясь скованным и косноязычным. — Можно перейти к, гм, той штуке, ну которая, типа, раньше…?
— Пожалуйста, прошу вас. Допуска у всех присутствующих есть. — Широкий жест руки полковника охватывает и секретаря с пышной причёской, и Роджера, и двух людей из Большого Чёрного, что-то строчащих в блокнотах, и очень серьёзную даму из контрразведки, и даже лысеющего, беспокойного адмирала с двойным подбородком и в очках с толстыми стёклами.
— А. Ну ладно, — стеснительность пропадает, словно и не было. — Что ж, мы препарировали ткани аномалокариса, которые вы нам передали. Некоторые образцы отправили в лабораторию, но из них почти ничего извлечь не удалось, — добавляет он поспешно. Потом выпрямляется. — Согласно кладистическому анализу и тому, что мы смогли узнать об их биохимии, наши пути развития в прошлом не были общими. Это два разных пути. Даже у капусты больше общего с нами, чем у этих созданий. По окаменелостям шестисотмиллионолетней давности этого не скажешь, но образцы тканей — совершенно другое дело.
— Итак: это — многоклеточный организм, но в каждой клетке есть несколько структур, похожих на ядра. Это называется синцитий. ДНК нет, в нём задействована РНК с несколькими парами оснований, которых нет в земной биологии. Мы так и не смогли выяснить, что делают почти все их органеллы, есть ли у них соответствие в земной биологии. А белки оно строит с помощью пары аминокислот, которых нет у нас. Такого не бывает. Либо общий предок с нами у него был на стадии до археобактерий, или, что более вероятно, общего предка у нас с ним нет. — Профессор больше не улыбается. — Врата, полковник?
— Да, в целом верно. Эту тварь на слайдах мы достали во время одной из, хм-м, вылазок. По ту сторону врат.
Гулд кивает.
— Я так понимаю, ещё таких же я вряд ли получу? — с надеждой спрашивает он.
— Вылазки не проводятся, пока мы расследуем один инцидент, который случился в этом году, — говорит полковник, со значением взглянув в сторону Роджера. Суслович умер две недели назад; Горман до сих пор выглядит как жуткая развалина, в его теле разлагаются соединительные ткани — скорее всего, из-за сильного облучения. На действительную службу он больше не выйдет, а канал поставок останется закрытым до тех пор, пока не найдут способ возить товар и не губить при этом людей. Роджер слегка наклоняет голову.
— Ну ладно, — пожимает плечами профессор. — Если снова начнёте — дайте знать. Кстати, есть какая-нибудь привязка по координатам по ту сторону врат?
— Нет, — отвечает полковник, и в этот раз Роджер знает, что это ложь. В ходе четвёртой экспедиции, ещё до того, как полковник определил новый груз, на пустынной площади города по ту сторону врат установили небольшой радиотелескоп. XK-Масада, где воздух слишком разрежен для человеческих лёгких, где небо цвета индиго, а здания отбрасывают бритвенно-острые тени на выжженный рдяным солнцем, спёкшийся ландшафт. Затем уловленные им сигналы пульсаров были подвергнуты анализу; выходило, что это место почти на шесть сотен световых лет ближе к ядру галактики и расположено на внутренней стороне нашего же спирального рукава. На постройках, сооружённых не людьми, начертаны иероглифы, и есть в них сходство с теми символами, что запечатлены на зернистой чёрно-белой плёнке Minox на дверях украинского бункера. За этими символами спит суть проекта «Кощей», неживая, но и не мёртвая, злобная сущность, которую русские извлекли из затонувших развалин города на дне Балтийского моря. — А почему вы хотите знать, откуда они происходят?
— Ну… Нам так мало известно о том контексте, в котором развивается жизнь. — Взгляд профессора на секунду становится тоскливым. У нас есть только одна точка отсчёта — Земля, наш родной мир. Теперь же у нас есть второй, вернее, часть второго. Если будет и третий, можно будет задаваться глубокими вопросами. Не такими, как «одиноки ли мы во Вселенной», потому что на этот вопрос ответ уже стал известен, а, например, «какая ещё бывает жизнь» и «есть ли на свете место для нас?»
Роджера передёргивает. «Идиот», думает он, «если бы ты только знал, не прыгал бы так от радости». Он прикусывает язык. Если сейчас заговорить, это тоже может испортить карьеру. Более того, это может отрицательно сказаться на продолжительности жизни профессора, который явно не заслужил такого наказания за сотрудничество. Плюс, исчезновение профессора из Гарварда в здании Исполнительного Управления в Вашингтоне гораздо сложнее замять, чем пропажу какого-нибудь волонтёра-преподавателя в засиженном мухами сельце в Никарагуа. Кто-нибудь да заметит. Полковник будет не в восторге.
Потом Роджер понимает, что профессор Гулд смотрит прямо на него.
— У вас есть ко мне вопрос? — спрашивает маститый палеонтолог.
— М-м, секундочку. — Роджер собирается с мыслями. Вспоминает графики анализа выживаемости, зверские опыты гитлеровских медиков, изучавших способность человеческого мозга оставаться в живых вблизи Балтийской Сингулярности. Безумие Менгеле. Последнюю попытку СС ликвидировать выживших и свидетелей. Кощея, заряженного и нацеленного, словно орудие, исполненное чёрной злобы, в самое сердце Америки. «Разум, пожирающий миры», что плавает в сияющих безумных снах, что застыл в спячке, лишённый добычи, будь то толстые крылатые твари со щупальцами, или же люди, сменившие их на Земле.
— Скажите, а могли они быть разумными, профессор? Обладать сознанием, как мы?
— Я бы сказал, что да, — глаза Гулда блестят. — Этот, — он указывает на слайд, — не живой в общепринятом смысле. А вот этот, — он нашёл Предтечу, помоги ему Бог, Предтечу с коротким и толстым,
