Канцлер рассматривал трость — блестящее темное дерево, строгий серебряный набалдашник с чернением, несомненно, выполненный умелым мастером, — дорогая и элегантная вещь.
«Ничего лишнего, как я и люблю. Ты отлично изучила мои вкусы».
— Это…
— Мой подарок на вашу предстоящую свадьбу. — Лахель повернула серебряный набалдашник и продемонстрировала клинок. — Меч-трость. Понимаю, еще не время для даров, но мне будет гораздо спокойнее, если он появится у вас как можно раньше.
Демос с почтением принял подарок и провел ладонью по гладкому дереву. В руках новая трость лежала изумительно удобно, а пальцы уверенно смыкались на рукояти-набалдашнике. Следуя примеру Лахель, канцлер аккуратно повернул навершие и обнажил узкий клинок.
«Прекрасная работа. Хочешь — коли, хочешь — режь. Не назвать серьезным оружием, но, как последний довод, это может быть очень кстати. Сколько лет я не фехтовал? Десять? Как бы не опозориться, случись оказия».
— Клеймо Ванфари. Лахель, это же баснословно дорогая вещь!
— Вы хорошо мне платите, — откликнулась эннийка. — Ванфари — единственный мастер, чьи работы достойны вас. Лучшее для лучшего.
Демос резким движением вернул клинок в ножны и подал руку телохранительнице:
— Прошу тебя, поднимись с колен. Ты же не в Эннии.
«Когда же я выбью из тебя эти рабские привычки?»
Лахель послушно выпрямилась.
— Спасибо, — Демос мягко сжал пальцы телохранительницы — редкое и оттого еще более ценное проявление чувств, которые он обычно скрывал. — Я тронут.
— Вам понравилось?
— Спрашиваешь? — усмехнулся канцлер и нежно погладил отполированное древо. — Прекрасная вещь! Вряд ли я сам смог бы выбрать более подходящую.
Лахель улыбнулась, обнажив ряд ровных белых зубов.
— Остается лишь молить мертвых богов, чтобы вам никогда не пришлось пускать ее в ход.
Рантай-Толл.
Все прошло слишком легко.
Некоторые советники сопротивлялись, а иные и вовсе не успели ничего понять. Кто-то из Шано путался в складках одеяний в поисках припрятанных кинжалов — попытки защититься были тщетны и оттягивали момент смерти лишь на несколько мгновений.
Старик, по иронии оказавшийся жертвой уже немолодого Шрайна, принялся пятиться, но уперся спиной в холодную стену.
— Ради милости Хранителя…
— Прости, мужик, — по-простецки ответил великан. — Таков приказ.
Третий вогнал меч в беззащитную грудь советника с такой силой, что лезвие прошло насквозь и неприятно царапнуло кусок каменной кладки. Пригвожденный Шано осел, издавая сдавленные хрипы, немного подергался в конвульсиях, побулькал, а затем стих навеки. Шрайн молча вытащил меч и бережно уложил тело на пол — покойнику, конечно, уже все равно, но приличиями пренебрегать не стоило.
В этом был весь Малыш Шрайн — порядочный человек, умудрившийся выбрать одну из самых омерзительных профессий. Светлее его жизнь от таких вспышек изощренной добродетели не становилась, но совесть, как он сам утверждал, грызла с чуть меньшей силой.
Джерт видел, как упали еще несколько тел, залившие блестящей кровью добрую половину зала — ее было до того много, что даже Медяк почувствовал металлический привкус на языке. Белые, черные, бедняки и богачи — кровь у всех красная, а кишки — неизменно скользкие. У смерти было множество лиц, но она всегда одинаково смердела.
Ее запах уже начинал мерещиться эннийцу на пустом месте — казалось бы, за столько лет пора уже перестать замечать подобные мелочи, но Джерт почему-то все еще не мог к этому привыкнуть.
Пока Артанна молча наблюдала за свершением запоздалого возмездия, четверо Шано, включая Заливара нар Данша, хранили безмолвие. Затем Джерт увидел, что они перебросились несколькими короткими фразами, покивали друг другу и с невозмутимым видом, словно чистили рыбу, принялись снимать символы власти с рук трупов. Странные ребята. Сколько бы дерьма ни повидал человек за жизнь, такая резня все равно должна была взбудоражить неподготовленного человека. Выходило, что эти трое заранее знали о планах Заливара. Но кто еще участвовал в этом заговоре, оставалось большим вопросом.
Медяк караулил свою дверь, за которой пока что было спокойно — он то и дело прикладывал ухо, унимая расшалившуюся паранойю. Заперто было изнутри. От нечего делать Джерт достал отмычку и принялся ковырять ею в замке — какая-никакая, а практика, да и бойцы «Сотни» управились с ошеломленными и беспомощными советниками без особых проблем. Все прошло на удивление гладко.
Именно это и беспокоило.
Если что-то слишком четко идет по плану, то вовсе не обязательно потому, что план хорош. Вполне возможно, ты просто не в курсе некоторых деталей этого замысла.
Джерт, как и Артанна, сюрпризов не любил и потому на всякий случай вскрыл замок. На удачу Медяка, ниша, в которой располагалась дверь, порученная его бдению, пряталась за несколькими вазами и внушительных размеров шкафом с дорогими безделушками. Одну из них, резную статуэтку из камня, энниец также прикарманил — на всякий случай. Справившись с замком, он аккуратно приоткрыл створку, моля богов о хорошо смазанных петлях, и осторожно высунул нос наружу.
Узкий плохо освещенный коридор пустовал, пахло смолой и тянуло свежим воздухом — значит, где-то неподалеку располагался выход на улицу. Еще одна полезная новость. Однако тишина, внезапно повисшая в зале, заставила Джерта втиснуться обратно. Дверь он, впрочем, плотно закрывать не стал.
Медяк осторожно выглянул из-за стены, прячась от лишних глаз. В живых остались только четверо советников во главе с Заливаром. Наемники оттерли оружие от крови и вернули клинки в ножны.
— Ну вот и все, — тихо сказала Артанна.
Советник покачал головой, равнодушно осматривая итоги резни.
— Не совсем.
Дверь, которую караулил Ханк, распахнулась, сбив его с ног. Тот отлетел к стене и, должно быть, сильно приложился головой, не успев выхватить оружие. В зал вбежали люди, облаченные в доспехи с символикой дома Данш — такие же носили конвоиры, сопровождавшие караван гацонского купца. Энниец не исключал, что это могли быть те же самые люди.
Набежало их в избытке — Джерт насчитал два десятка, и они все продолжали прибывать. Он попытался восстановить в памяти план здания и комнат, в которые вела западная дверь. Там отсутствовали выходы на улицу и какие-либо лестницы — просто ряд изолированных помещений. Означало все это только одно —
