— От брака обычно ожидают наследников. По крайней мере, сегодня мне об этом не сказал только ленивый, — мрачно усмехнулся Альдор. — Если вы все же поженитесь, то плоды ваших трудов на брачном ложе смогут претендовать не только на гацонский трон, но и на Хайлигланд. Если…
Он резко умолк, осознав сказанное. Рейнхильда молча кивнула. Барон устало потер глаза, освободился из хватки женщины и облокотился о край низкой стены, уставившись на ночной пейзаж.
— Именно об этом я и хотела вас предупредить. Однако брак леди Виттории с лордом Демосом…
— Будущим императором, вы хотели сказать?
— Именно. Этот союз может пошатнуть положение Умбердо. Если с ним…
— Мне плевать на его положение! — резко оборвал ее Альдор. — Плевать на леди Витторию, на Демоса Деватона и всех прочих южан. Я служу Волдхардам и забочусь только об их благополучии. Если то, что вы мне сказали, является правдой, а у меня нет оснований не доверять вам… Грегору угрожает опасность.
Рейнхильда молчала, собираясь с мыслями. Эрцканцлеру стоило огромных трудов не найти повода, чтобы к ней прикоснуться.
— Расторгните мою помолвку, Альдор, — взмолилась она. — Если Умбердо не получит меня, его затея провалится.
— И он, преисполненный злобой и жаждой мщения за унизительный отказ, напишет Ладарию и Деватону с просьбой прислать войска, дабы уничтожить еретиков, наводнивших Хайлигланд. Так и будет, не сомневаюсь. И Бельтера их пришлет на самых быстрых кораблях. Рунды также не упустят возможности атаковать нас, и весь Хайлигланд утонет в крови. Нет, леди Рейнхильда, расторжение помолвки будет означать конфликт с Гацоной, войну на два фронта — на севере и юге. Даже сильное государство не может позволить себе подобную блажь, а Хайлигланд… Милая леди Рейнхильда, этой зимой ожидается сильнейший голод. Какая война, когда в солдатском котелке варятся сапоги? Мне больно говорить это, но нас спасет только выгодный союз с Гацоной.
Плечи Рейнхильды поникли. Альдор видел, как увлажнились ее глаза, как покатились слезы и очертили две блестящие дорожки на побледневших щеках. Ему хотелось кричать, биться головой о стену, убить этого Умбердо — что угодно, лишь бы удержать ее от исполнения того жуткого долга. Но вместо этого Альдор ден Граувер молча подал графине свой накрахмаленный белоснежный платок.
— Так что же нам делать? — хлюпнув носом, Рейнхильда торопливо вытерла мокрую щеку. Ее голос снова звучал ровно, словно и не было слабости, проявленной минуту назад.
— Мне — защищать Грегора. Вам — тянуть время до свадьбы. Я постараюсь убедить вашего брата отложить церемонию на некоторое время. И всем нам остается молиться о том, чтобы его величество Энриге прожил как можно дольше.
Сказав это, Альдор отвернулся, будучи не в силах смотреть ей в глаза. Вероятно, именно так и становятся сволочами. Медленно, год за годом, совершая одно гнусное дело за другим. И в один прекрасный момент ты ловишь себя на том, что только что продал любимую женщину возможному врагу, как кусок мяса на рынке в Нижнем городе. Но ты оправдываешься тем, что действуешь во имя всеобщего блага.
Это было самое тяжелое решение из всех, что Альдору доводилось принимать. И если раньше его посещали мысли открыться Рейнхильде, рассказать о своих чувствах, пусть и безответных, то в сейчас он поклялся самому себе молчать о них и впредь. Ибо может ли по-настоящему любящий человек так поступить с объектом своих страстей?
Барон молча наблюдал за облаками, медленно плывшими вокруг надкушенной луны. В небе с карканьем носились вороны, внизу лаяли собаки, во дворе кто-то громко распевал песни. В Нижнем городе было светло, как днем — народ и не думал расходиться, празднуя коронацию любимого правителя. Рейнхильда стояла рядом, молча глядя на россыпь бледных звезд.
Хуже всего было то, что она его не осуждала. Молча приняла свою участь и теперь раздумывала, как поизящнее провернуть намеченный план. Альдора удивляла и сбивала с толку ее реакция: Рейнхильда даже не разозлилась на него за то, что он предпочел позаботиться о Грегоре, но не о ней. И от этого на душе барона стало еще гаже.
Альдор не мог простить Грегору предательства Артанны. Но чем он сам теперь был лучше?
Миссолен.
— Новые покои вашей светлости, — поклонившись, пробормотал слуга и распахнул двери перед Демосом и Витторией.
Роскошная спальня полнилась мягким теплым светом, отражавшимся от множества поверхностей: гладкого, как озеро в штиль, стола, зеркал и начищенной посуды. Островки света были повсюду — в высоких ветвистых подсвечниках, в веселых огоньках свечей в канделябрах на стенах. Свет кружил цветастую пляску в витражных лампах, расставленных на столе среди ваз с фруктами и графинов с напитками. Зачем-то потрескивали поленья в камине, хотя на улице и без того стояла страшная духота. Трудно поверить, что всего через пару недель осень должна была вступить в свои права.
«Растопленный камин? Серьезно? Мне срочно нужно на воздух!»
Каждая мелочь, каждый предмет интерьера — от парчовых штор с изысканным шитьем до каминной кочерги с золоченой ручкой, был пропитан духом расточительности.
«Фамильная черта Дома Деватон наравне со знаменитым крючковатым носом».
— Леди Виттория, пришлась ли вам по душе обстановка? — спросила леди Эльтиния, вошедшая следом.
Гацонка неторопливо оглянулась по сторонам и, наконец, заключила:
— Я чувствую себя как дома.
«Столько же золота и бесполезного хлама, способного лишь собирать пыль? Да, узнаю неповторимый стиль Гацоны».
— Что ж, в таком случае не смею вам мешать, — губы леди Эльтинии тронула игривая улыбка, — Этой ночью вам предстоит крайне ответственная задача.
«Мертвые боги, мама! Неужели нельзя промолчать?»
— Уверен, мы как-нибудь справимся, — холодно ответил Демос и кивнул на дверь. — Если нам не будут мешать.
— Пусть это вас не тревожит.
Канцлер сверкнул глазами, вскипев от проявления неуместного легкомыслия.
«Матери императора… будущего императора не пристало вести себя, словно бордельная мадам».
