– Не посадят, не дрейфь. – Дохлер подмигнул мне и похлопал меня по плечу. – Был бы олень какой, а так ты наш. Что, зря я Шайтана дернул? А тот не какой-нибудь хрен с горы – глава СБ лично. И мужик правильный со всех сторон. Он поможет!
– Ага, поможет! Дело до самого Князя, уверен, дошло, и как он там решит, так и будет, и никто не посмеет возразить! Горбач опять же… А наш идиот к Хельге клинья подбивал, тот же, сам знаешь, за ней что твой пес носится…
– А вот мою собаку попрошу не трогать! – дурашливо возмутился толстяк. – Она охотничья, лайка настоящая, а не какой-то там Горбач.
– Для Князя же, – Третьяк не поддержал шутливого тона, – Шайтан имеет определенный вес и даже говорить ему что-то может… Но Князь – это Князь! Как решит, так и будет. Я бы на многое не надеялся.
И так уже почти два часа. Судили так, рядили этак. Я же молчал, неплохо мне поправили здоровье набежавшие селяне с дрекольем и автоматическим оружием. Били с вдохновением, насилу их служители закона – помощники шерифа – уняли.
Уже здесь у меня забрали все. Даже куртку сдернули. Вот тебе и цивилизация.
– Дохлер, подкури, – попросил я толстяка, к которому все больше проникался дружественными чувствами.
Тот выполнил требуемое, вставил мне сигарету в разбитые губы. Я хотел его поблагодарить, но Третьяк, бешено вращая глазами, заорал:
– А ты вообще рот закрой! Пока не спрашивают! Наворотил, мля! И вот что тебе не живется нормально?! Что ни выход – приключения! Я даже подозреваю, что это из-за тебя у нас не обычный рейд получился, а чисто боевик! С нами в главной роли! Чуть все там не остались!
Высокий худой гладковыбритый мужик неспешно зашел в камеру, перед ним кто-то услужливо открыл дверь. Явно не тюремщик, у того лапы будто лопаты, покрытые густым черным волосом, здесь же мелькнула среднего размера рука. Рейдеры подобрались.
– Ну что, герой… – хмуро посмотрел на меня вошедший, поиграл желваками, а потом смачно сплюнул прямо на пол. – Зла, мля, не хватает. Честно… Как хорошо день начинался! И да, Третьяк, я тебе больше ничего не должен! С тобой, Дохлер, мы сами разберемся.
– Что, совсем все хреново? – Третьяк энергично растер и без того красную рожу.
– Хреново, конечно, – вполне уже спокойно ответил тот. – Проблема, мужики, тут вот в чем. Ваш Люгер еще отстреляться не успел, а дело было уже у Князя на сукне. Горбач этот поганый, тоже тварь. «Судить, сажать на кол! Закон!» Ублюдок! Вот чую гниль за версту от этого дела. Сейчас мои немного еще петуха гамбургского поспрашивают, который тут оборзел без присмотра. Как его… Люля? Вот отхватит у меня люлей, а то развели тут бандитизм в духе девяностых. Граждане.
– Шайтан, давай без лирики, нервы… – вмешался Дохлер.
– А у меня типа стальные, как яйца? Ладно, без лирики так без лирики, чем конкретно закончится, не знаю, но вышку ему отменили. Тут еще помогло, что он не латышский стрелок с членом да душой, а состоятельный, пусть и негражданин. Имущество уже описали и посчитали. Плюс свежак. Это тоже нехило сыграло, точнее, я сыграл на этом. Многого не ждите, но башку ему рубить никто не будет, и кол отменяется. Суд будет. Наказание будет. Говорю же, Горбач воду мутит. И понятно почему… Там еще что помогло, отчего-то за вашего Люгера Ковбой зарубился, как за родного говорил. При нем вопрос поднимался, а он с Князем пил. Поэтому Глава пока думает.
– Ты его знаешь, что ли? – посмотрел на меня подозрительно Третьяк.
– Кого?
– Ковбоя.
– Ни разу не сталкивался. Один мимо нас промчался на «Мустанге», когда в Острог ехали. Водила рассказал, – я вспомнил, откуда мне знакомо это имя.
– Точно?
– Ага, точно.
– В общем, суд в девять ноль-ноль по-нашему. Недолго осталось, – заявил Шайтан. – Ладно, я до дома, а то и так полночи из-за вас тут провел.
Он направился к выходу.
– Судья кто? – уже на пороге догнал его вопрос Дохлера.
– Боровик, – ответил Шайтан и вышел.
– Черт возьми! – мрачно в голос произнес Третьяк, а Дохлер не меньше минуты выражал свое «фе».
– Это плохо? – спросил я.
– Плохо. Боровик меня не любит. Очень. Я бы даже сказал, питает ненависть, – пояснил крестный. – «А ты чей крестный?» – скажет. То-то и оно. Это Горбач все подвел под одно – больше некому. Еще этот судья может и на слово Князя плюнуть, если посчитает нужным. Он своеобразный очень. Пока ему все с рук сходило.
Оставив мне сигареты и зажигалку, рейдеры пообещали завтра прийти на суд, скорый и справедливый, как и все в Остроге. Я же, к утру одурев от боли в мышцах, ребрах и от никотина, все-таки в конце концов задремал. Тюремщик разбудил меня пинком. Он пришел в сопровождении других конвоиров, впрочем, похожих на вчерашних комплекцией и даже рожами.
* * *Зал судебных заседаний – классический, почти земной. На постаменте кресло с высокой спинкой. На него, судя по остальной комплекции, водрузил массивное седалище судья, к облику которого легко и непринужденно пририсовывался массивный кистень и пустая пыльная грунтовка, где тот поджидал за кустом очередного путника, чтобы облегчить его карманы. Или от широты душевной просто «приголубить» неудачника. Этот здоровенный косматый мужик с черной кудрявой бородищей и алчным блеском угольных глаз казался представителем криминального мира. Он словно сошел с листовки «Их разыскивает полиция» и никак не походил на вершителя правосудия.
– Не думай даже применять свое умение! От нас не убежишь, да и телепортер ты не сильный. За попытку побега сразу накидывается нехило, вышка тогда стопроцентная, – предупредил конвоир, вталкивая меня в обезьянник, где сидячие места не предусматривались конструкцией. Впрочем, и негде было их размещать, тут и один человек помещался пусть и не с трудом, но пространства для маневра почти не оставалось. Зверушка в клетке.
Охранник же осклабился и добавил:
– Но всегда можно попробовать, чем черт не шутит. Мы тебя даже сильно бить не будем, премию как-никак получим.
Бежать из зала суда, даже используя телепорт, было затруднительно. Наручники на мне, а учитывая повальную законопослушность граждан, которые могли и пристрелить, я даже не помышлял о чем-то, тем более что вышку, как я уже знал, точно не дадут. Или с большой степенью вероятности. Остальное – переживем.
Осмотрелся. На скамьях почти все рейдеры из старичков, с которыми довелось немало пережить.