Теперь же держал в руках «Мурку», а душа пела. Мурчала душа! Просто надо это прочувствовать, все же Улей – это не Бродвей, здесь от наличия оружия зависело выживание, без него себя чувствуешь не просто неполноценным, возникает некое ощущение обреченности. Беспомощности. Тот же клевец годился только для борьбы с низшими, да и вообще я не считал подобные вещи оружием. Привык как-то к огнестрельному, настолько, что никакой арбалет, пусть самый мощный, не сравнился бы в моих глазах с простеньким «ПМ». Мозг понимал, что иные луки и арбалеты не уступали по мощности той же винтовке, но сердцу не прикажешь. Не лежало оно у меня ко всей этой «бутафории». И как там? «Господь бог создал людей сильными и слабыми, а мистер Кольт уравнял их шансы»? Американцы знали толк в хороших и емких изречениях. Сейчас я вооружен, моторизирован и…
– Чем тебя Герда подкупила? – прервал размышления Малыш.
– Ты про что? – не понял я вопроса.
– Ну, – протянул тот и даже покрутил ладонью с вытянутым указательным пальцем. – «Фориком»?
– «Фориком»?
– Ну, за руль «Фораннера» усадила, – почти по слогам, как для умственно неполноценного произнес тот.
– Я сам попросился.
– Сам? Да… И как оно?
Я пожал плечами, мол, понимай, как знаешь.
– Нет, Люгер, пойми правильно, вас, адреналинщиков, я уважаю. Не понимаю, конечно, но уважать уважаю. Мороз у вас в башке лютый, но кто, если не вы? Главное, когда от тварей уходить будешь, всегда старайся делать так, чтобы не на одной линии с ними быть, я, когда за гашеткой, особо не разбираю. Ты уж извини.
Вот и приплыли. Но честный парень, а Герда – сука!
Когда я выходил из кабинета, неожиданный недовольный стрекот привлек мое внимание. Странный звук. Одновременно напоминал и птичий, и какой-то крысиный. Попугаи иной раз так кричали. Обернулся к Малышу, тот тоже застыл, настороженно прислушиваясь. Меня изумила перемена в нем, вот недавно передо мной был добряк-здоровяк, эдакий деревенский мельник или булочник, а тут тролль. Здоровенный, рыжий, злющий и косматый.
Да, неудобно с пулеметом здесь маневрировать. Викинг же сначала приложил указательный палец к губам, приказывая сохранять молчание, перехватил удобней «ПКМ», а затем просигнализировал: мол, давай вперед. Я не спешил. Ткнул в гранату на его «РПС», показал, что она мне нужна. Тот отрицательно мотнул головой, оскалился и вновь приказал двигаться по коридору.
Я вжал в плечо приклад ружья, с таким тоже по помещениям не походишь. Готовый палить на любое движение, медленно и осторожно, стараясь ступать бесшумно, пошел по коридору в направлении звука. Стрекот на несколько секунд смолк, воцарилась звенящая и зловещая тишина. Быстро обернулся. На лбу напарника выступили бисеринки пота. Тоже нервничал. Но, с другой стороны, на урчание зараженных это не походило. Хотя мало я про них еще знал.
Вот закрытая дверь, из-за которой стрекот раздается громче. Что за хрень?
Напарник же показал, что надо открывать. Вот идиот, увешан, как новогодняя елка, гранатами, нет чтобы закатить одну, а потом уже с остальным разбираться. Впрочем, зачем зря боеприпас ценный тратить, когда тут есть под боком смертник вроде меня, который первым под раздачу попадет, а рыжий может или отступить, или вместе с врагом изрешетить и меня. Как он сказал: «Я, когда за гашеткой, особо не разбираю. Ты уж извини». В общем, на кого бог пошлет.
Медленно-медленно повернул круглую дверную ручку, а затем резко дернул ее на себя, смещаясь как можно дальше. Рыжая молния метнулась ко мне, я едва не выстрелил в ее сторону, при этом так получилось, что именно нахождение Малыша на линии огня смогло удержать палец. Да и здоровяк едва не пальнул от широты души, но уже по мне.
Как оказалось, виновник наших страхов – небольшой зверек с сильно вытянутым телом. Хищная и хитрая маленькая усатая мордочка. Окрас рыжий с белым. Был ли это хорек или горностай, а может, ласка – я не знал. Сейчас животное, сидя на задних лапах, что-то торопливо и недовольно выговаривало именно мне, показывая вполне внушительные для такого миниатюрного создания клыки.
– Ништяк! Кто это? – спросил у меня рыжий, чье лицо вновь обрело довольно-дебильное выражение, но осмыслить увиденное он пытался, о чем говорили собравшиеся на широком, пусть и низком лбу морщинки.
– Я что, на зоолога похож? – ответил я, злости на этого урода было много, вот ведь рысь какая, под молотки хотел меня подвести. И не пикнешь особо. Сам же сюда вызвался. С другой стороны, «мурка», моя мурочка, ты мой муреночек!
– Классный зверь, себе возьму, пусть крыс ловит! – уведомил меня Малыш и потянул грабли к горностаю, или к ласке, или к хорьку. К животному, короче.
И тут же заорал, отдернув руку, брызнув в разные стороны кровью. Хищник куснул тролля за обнаженные кончики пальцев! Допонтовался в штурмовых перчатках! Между тем этот хорек или еще кто угрожающе застрекотал, затем ловко забрался по моей штанине. Перебрался на куртку и оказался на правом плече, откуда принялся опять, похоже, рассказывать Малышу про его родословную.
– Да я тебя, урод! – взревел придурок, вскидывая, словно пушинку, «ПКМ» и наводя его на зверька, которого можно убить и из рогатки. Мозги у рыжего, если и были, то всякие позвоночные, головной точно ушел в мышечную массу и хитроподлость. Мне же стало не по себе, когда я заглянул в черный провал ствола, готового выплюнуть пулю калибра 7.62.
И боевой товарищ мог легко выстрелить. Ведь кто я для него? Очередной смертник, а сам он зарабатывал гражданство, судя по экипировке.
– Успокойся, Малыш, этот зверь мой, – четко выделяя каждое слово, заявил я, глядя рейдеру в глаза.
Тот посмотрел на меня так, будто с ним заговорил предмет мебели. Хмыкнул, покачал головой, сплюнул на ковровую дорожку. И, развернувшись, молча потопал к лестнице, махнув мне рукой – двигай, мол, следом.
Зверь же снова стрекотнул прямо в ухо, чуть оглушив, ловко перебрался с правого плеча на левое. Опять что-то высказал, очень напоминающее матерную тираду.
– Давай вали уже, освободили тебя, вот и будь свободным! – Возиться с ним не хотелось. Да и кто это вообще такой, что он ест, как за ним ухаживать?
Но тот никуда не собирался, наоборот, вцепился лапами, напоминая истину Экзюпери про ответственность за тех, кого приручили, или еще за что-то, а может, великий писатель вообще ничего такого не говорил. Однако не зря всегда
