живешь?
– Да как Ивановна померла да Митрич овдовел, так и живет! – подсказала другая тетка. – И ни копейки за это время старику не заплатил!
– Пусть доволен будет, что я ему рожу его похабную не бью, когда он у меня десятку на пиво клянчить заявляется! – заорал Бубликов и в подтверждение правдивости своих слов треснул кулаком по плите.
Этого ему делать не стоило. Не его сегодня был день. Плита была горячей, так как на ней на самом сильном огне кипело на двух конфорках чье-то белье с солидной порцией хлорки, борщ и еще что-то жутко вонючее. Вроде бы рагу из голов минтая. Бубликов здорово обжегся и завыл, тряся рукой.
– Ма-ма! – промычал олигофрен, но в пылу ссоры на него никто не обратил внимания, как и на подруг, замерших в дверях.
– Ах ты, гад какой! – заорала толстая тетка, замахнувшись на Бубликова мокрой тряпкой. – Вон чего выдумал! Старого человека обижает. Да в мое время таких тунеядцев за сто первый километр выселяли.
– Туда ему и дорога! – согласилась с ней другая тетка.
– Да вы чего, бабы! Говорят вам, отец у меня помирает! Денег дайте, за помин души выпить нужно!
– Так помирает или помер? – хмыкнув, спросила у него третья тетка. – Ты уж определись! Если жив, так за выздоровление пить надо. Иначе не по-человечески получается.
– Вы дайте, а я уж сам разберусь, – оживился Бубликов. – Да и потом, он-то со мной по-человечески поступил? Тетя Маня, вы же знаете, как мы с маманей всю жизнь маялись. Черный хлеб с пустыми щами, бывало, неделями хавали. Игрушек мне маманя никаких не покупала, одежку – и то вы со своего Стасика давали.
– Так зашибала сильно твоя мать, – немного смягчившись, ответила тетка. – Отсюда и нищета ваша. А так зарабатывала она на заводе вполне прилично. Побольше меня у нее иной месяц выходило. Чего ты на отца своего пеняешь?
– А чего он в золоте ходил, по курортам мотался, денег на шлюх не жалел, а я, его родной сын, в чужих обносках ходил и горе полной ложкой хлебал. Только его и было у меня досыта!
– Ой, не жалоби ты нас! – возмутилась другая соседка. – Не жалко тебя. Лучше объясни толком, откуда у тебя отец-то взялся вдруг? Сколько лет о нем не слышно было, а тут вдруг объявился.
– А вот и не сам он объявился, а мне его объявили! – загадочно ответил Павел. – Люди добрые подсказали, где эту паскуду искать. Только он, как меня увидел, рожу в сторону скривил.
– Уж я представляю! – фыркнула себе под нос третья тетка. – Такой подарочек вдруг на старости лет свалится, не обрадуешься!
– Но я от своего не отступлюсь! – твердо заявил Бубликов, не слушая соседок. – Даст бог, папашка концы в больничке отдаст, так все его добро мне отойдет. Других прямых наследников у него нет. А квартира у него огромная. В новом доме. И денег полно. И золота целый сейф.
– Да откуда же такое богатство? – полюбопытствовала тетка Маня.
– Он у меня ювелир! – гордо произнес Бубликов. – Поняли?
– Ювелир? – задумалась тетка Маня и переглянулась с другими соседками. – А ты, Пашка, ничего не путаешь?
– Ничего я не путаю! – обиделся Павел. – Ювелир и есть. Марк Семенович.
– Маркуша! – странным голосом пробормотала тетка Маня и плюхнулась своим объемистым задом на стоящий поблизости стул.
После этого в кухне возникло какое-то странное молчание. Три соседки переглядывались друг с другом. Причем на их лицах читалось изумление пополам с недоверием. И вот в наступившей тишине слабоумный парень снова замычал. К нему обернулись все.
– О! – воскликнул Бубликов, увидев стоящих в дверях подруг. – Невестушка папашина появилась! Чего нужно-то? Что, знакомиться пришла? Только без пузырька ты ко мне не подходи. Горе у меня.
– Слышали уже, как ты тут по отцу убивался! – хмыкнула Инна. – Пошли поговорим, водка у нас есть.
И она показала литровую бутылку «Охты». Глаза у Бубликова загорелись, он мигом подобрел и резво взял старт.
– Сюда! За мной! – вел он подруг по темному захламленному коридору.
Наконец он распахнул перед ними дверь и провозгласил:
– Прошу в мои пенаты.
Подруги шагнули через порог и онемели.
Глава седьмая
Конечно, им и раньше доводилось бывать в трущобах, где жили вконец опустившиеся люди. Но такого свинарника им все же видеть еще не доводилось. Создавалось впечатление, что живет тут, судя по запаху, большая и дружная семья хрюшек. Подруги не поленились и даже заглянули под стол, ожидая увидеть там парочку поросят. Но увидели только пустые бутылки. И волей или неволей приходилось признать очевидный факт: всю эту грязь развел один-единственный человек – мужчина.
В комнате витала сложная гамма из доносившихся из общей кухни запахов, амбре от многочисленных заскорузлых носков, разбросанных повсюду и даже висящих на люстре, от ведра с перебродившей квашеной капустой и различных полусгнивших объедков, валявшихся по всем поверхностям, к которым добавлялся табачный дух от окурков, сунутых в половинки пивных жестянок, выполнявших роль пепельниц.
– Ты тут что, никогда не убираешь? – поразилась Мариша, с трудом удержавшись, чтобы не рухнуть в обморок от смрада, ударившего в нос.
