В это мгновение я всеми душевными силами удержал Софьюшку от возражений и объяснений насчет того, что имеет место недоразумение. Принудил соорудить смиренное выражение на лице. Бывают у нас такие внутренние междусобойчики по скоростному обмену сведениями, когда оба разума сливаются в один, а в управлении телом мы начинаем чередоваться, работая совместно.
— Не вели казнить, самодержица, — постарался я придать нашей позе вид испуганный и виноватый.
— Не велю, если мне будущее предскажешь.
Пока я судорожно размышлял над тем, как воспользоваться суеверием этой высокоучёной, но всё равно бабы, Софи сделала решительный ход. Она гордо выпрямилась, подняла подбородок и глядя прямо в глаза царевне, ответила:
— Казни.
А я помню её и в лобовой атаке на погонные кулеврины испанского галеона, и в нырке под корму французского флейта. Девочка-подросток, превращающаяся сейчас в девушку, взяла в горсть чувства, распутала сумбур моих ассоциаций и нанесла безжалостный удар куда-то в самое чувствительное место трепетной женской души нашей высокопоставленной посетительницы. Умеют бабы больно куснуть.
Софья Алексеевна оторопела, прямо на глазах сдулась, закрыла ладонями лицо и всхлипнула.
— Неужели всё настолько безнадёжно, — воскликнула она пытаясь сдержать слёзы.
— Эм. Ну, это смотря какой глаз прищурить, — вкрадчиво произнёс я Сонькиным голоском. Плачущая женщина сразу сделала меня беспомощным, и я ей от всей души посочувствовал.
— Но лучше смотреть в оба, — тут же заспорила со мной моя реципиентка. — А то, ишь, с братом родным она поладить не может, а он, между прочим, войско готовит, чтобы тебя, глупую, от бояр оборонить. И науку воинскую постигает на страх смутьянам. Ну и крымским разным-всяким Гиреям. Это ведь ты войском командовать послала дипломата! А почему бы не заставить хлебопёка сапоги тачать? Нет, принцесса, пока не одумаешься, не смиришь гордыню, блин тебе горелый, а не доброе предсказание.
Да уж, насумбурила Сонька так, что даже меня запутала. Но, кажется, до чего-то там в душевных терзаниях нашей гостьи достучалась. Вроде как взяла на понт, стихийно разобравшись в тонких эфемерных материях, и наступила на самую звонкую струну.
Лиза-Рисовальщица глядя на это поначалу испугалась, но быстро взяла себя в руки, набулькала в три деревянных стаканчика по паре глотков ямайского рома и поднесла на деревянном же подносике.
— Не пьянства ради, а здоровья для, — провозгласил я тост. — Хлебни, Софья Алексеевна успокоительного из далёкой заокеанской земли.
— Дальше говори, — потребовала царевна, приняв из стаканчика и закусив пряником, поданным всё той же расторопной Лизой.
— Слух идёт, будто ты не хочешь брата своего на трон пускать, а сама короноваться собираешься, — доложила Лизавета.
— Дураков много, — подхватил тональность я. — Вот они и верят этой чуши. А иные и брату твоему, Петру Алексеичу, нашёптывают. Вот когда бы все видели, что ты подрастающего царя к делам великим готовишь, совет с ним держишь, оказывая уважение его будущим нелёгким трудам, об устроении государства беседуешь, ценя его познания и излагая свои размышления, когда с мнением его несогласна, тут бы и конец глупым пересудам.
— Ведь ты отлично понимаешь, что бояре, случись меж вами открытая распря, на его сторону встанут, потому что ты им не люба, а он молод. Есть надежда дела его к своей, боярской пользе повернуть, — подхватила эту мысль Софи.
— А я? — вдруг вскинулась царевна. — Я же лучше него могу управлять.
— Не дадут, — отрезал я. — Потому что ты баба. Бумаги, куклы, тряпки, шпильки — вот твой удел в понимании окружающих. А Пётр в делах ратных упражняется, готовя себя к сражениям и походам. Чуть подрастёт, и его начнут бояться, как и дОлжны все бояре быть покорны государю. Ты же не Орлеанская Дева, чтобы впереди войска в сверкающей броне скакать на боевом коне.
— Но ты же управляешь кораблём! Даже в бою им командуешь! — отчаянно вцепилась в последний аргумент Софья Алексеевна.
— Было дело, — притворно развела руки в стороны Софочка. — По младости да от горячности. Сейчас тем судном другая девица распоряжается, пока замуж не выйдет. А уж потом и юноша мой знакомый опыта в кораблевождении наберётся до нужного уровня. Всего хорошо в меру. И нужно вовремя уступить мужчине, пока он не перешёл к применению силы.
— Он-то сейчас матушки своей слушается, как и пристало отроку, оставшемуся без отца, — добавила новую деталь Лиза. — А тебя чурается, подозревая в недобрых намерениях.
— Пацаны вообще склонны дерзить и не слушаться, — пояснил я. — Зато куда их не зовут — сами лезут. Что? Князь Василий снова собирается на Крым?
— К ближайшему лету ему сил нужных не собрать, — вслух подумала Софья Алексеевна. — Стало быть, ещё через год снова двинет войско на юг.
— Вот про этот будущий поход мы и раскинем картишки, — плотоядно улыбнулась Софочка. — Лиз! Найдется у тебя карта северного причерноморья?
— Генуэзская. Я сама её срисовывала.
Глава 41. Бедная Лиза
— Здрав будь, герр Питер! — обратилась Софи к одетому в военный мундир будущему императору. — Ждала я тебя нынешним летом, дабы исполнить волю твою, в Архангельске-городе. Увы, видно не было на то божьей воли — дела не отпустили тебя, государь, из Москвы.
Мы находимся в Преображенском дворце, где проживает вдовствующая царица Наталья и сын её. Есть и дочь годом младше. Царевна Софья послала нас протаптывать тропку доверия к сердцу венценосного юнца.
— Помню тебя, Софья Джонатановна. И обещания твоего не забыл, — юноша старается выглядеть солидно и говорить весомо. Он сейчас в окружении ближников, из числа которых я надёжно помню только про Александра Меншикова, но узнать кто из этих молодых людей он, не могу. Никто не похож на артиста Жарова. Тем временем Пётр отправляет товарищей к полку — все они тоже в мундирах — а сам усаживает меня на застеленную ковром лавку — это, типа, аудиенция.
— Писала мне сестра Софья, просила принять свою фрейлину для разговора о погоде. Так что там у тебя насчёт снегопада? — и смотрит с ухмылкой.
— Царевна не всё может сообщать тебе открыто, но и таить от венчанного на царство государя истинного положения дел не должна. Вот отчёт о последних поступлениях
