Оценив обстановку выпуклым морским глазом, Софи принялась за осмотр нашего дома на ближайший месяц — быстрее нам до Амстердама не добежать. В горячке сборов как-то не до этого было. Острый, плавно сбегающий к окончанию нос, увенчанный умеренной длины бушпритом. Линия борта, изогнувшись перед фок-мачтой, идёт прямо до самой кормы. Мачты прямоугольного сечения — пустотелые — почему-то лишены реев, хотя в нужных местах наблюдаются некие конструкции для их крепления. И еще в стенках мачт видны скромных размеров круглые иллюминаторы. Все три основных паруса бермудские. Их верхние окончания подняты почти до вершины мачты, где наблюдается короткое расширение мачтового "дерева". Не иначе — "воронье гнездо" — место для наблюдателя.
Чувствуется поворот на десяток градусов правее, матросы выволакивают на палубу колбасу скатанного трубочкой паруса. Боцман руководит, изредка отдавая команды прямо в тело мачты, после чего идущие вверх канаты натягиваются, поднимая полотнища. Два больших стакселя и ещё один кливер быстро и без задержек занимают свои места. Пройдя узости, "Селена" добавила парусов и заметно ускорилась. Узлов до семи, если на глазок.
Софи прошла в корму к рубке — будке, которую местные именуют казёнкой. За ней расположена артиллерийская башня. Маленькая, деревянная, с зачехлённым торчащим менее чем на метр стволом трёхдюймовки. Неинтересно. Вошла в рубку, открыв снабжённую рычажным запором дверь и переступив через комингс. Эти относительно высокие пороги в остальном мире пока не в ходу, однако Софочкин папа их давненько придумал — на "Агате" они используются — помню ещё по первому впечатлению от знакомства с флейтом.
В рубке у штурвала стоит рулевой, поглядывающий то на компас, то в маленький иллюминатор справа. Здесь же левее вахтенный начальник. Вперёд отсюда смотрят два застеклённых окошка с полметра шириной, и из точащей из пола тумбы выглядывают окончания переговорных трубок. Намного интересней потолок с перископом. Простым зеркальным перископом и рукоятками управления дальномера, установленного на крыше. Поздоровавшись с вахтенными и испросив разрешения, Софи с удовольствием покрутила этой немудрёной машинерией, но из-за постоянного смещения поля зрения, вызываемого качкой, быстро оставила столь утомительное занятие. Только и засекла один разок расстояние до береговой черты, после чего "наигралась".
Прямо из рубки мы спустились на нижнюю палубу в штурманскую. Здесь, кроме компаса и обстоятельных часов находятся и манометр лага и механический счётчик расстояния, колёсико которого сдвигается на один щелчок при каждом опрокидывании ковшика, наполняемого из трубочки от заборника давления набегающей воды.
— Привирает, конечно, — не дожидаясь вопроса, доложил находящийся здесь же моряк. — Но с учётом поправок получается точнее, чем по счислению. А часы проверим только в Амстрдаме, — добавил он, заметив наш взгляд, брошенный на циферблат с двумя стрелками.
Комингсы, почти герметично запирающиеся крепкие деревянные двери, каждая из которых "имя прилагательное", поскольку приложена своей плоскостью к плоскости переборки. Иллюминаторы, снабженные деревянными же "захлопками" изнутри. Наискосок положенные доски палуб и переборок, отчётливо делящих корпус на изолированные друг от друга объёмы, ток воздуха внутри мачт, создающий вытяжную вентиляцию, переговорные трубы и лебёдки, спрятанные от воздействия солёной воды под палубу — здесь реализовано многое из того, что вошло в обиход где-то веке в девятнадцатом. Или так и не вошло, потому что корабли стали строить из железа.
* * *Выйдя из Двинской губы мы легли в бакштаг. Команда спустила бермудские фок, грот и бизань, легко подняв брам-реи вместе с брамселями — лебёдки и крепкие тросы сделали эту работу не такой уж тяжелой. За брамселями последовали и марсели. А до меня дошло, что паруса-то тут, оказывается, рейковые. То есть, реи, конечно, отнюдь не тонкие. На парусах не наблюдается ни рифов, ни гитовых. Шкотовые углы тоже отсутствуют — полотнища пришнурованы к дереву раз и навсегда по всей длине. Не чересчур ли смелое решение? Будем посмотреть. Тем более, что при столь быстрой постановке и уборке реев, гитовы и не требуются.
Горло Белого моря прошли играючи, следуя по счислению — берега не просматривались даже с грот-мачты, поскольку начался снегопад, сокративший видимость до пары миль. Тёмное время перележали в дрейфе. Вскоре после выхода в Баренцево море в видимости появились плавучие льды, которые ветром сносило от нас. Поскольку курс мы изменили, а ветер оставался устойчивым, снова перешли на косые паруса, избавившись от прямых. С неудовольствием отмечали падение давления и полную недоступность небесных светил для наблюдения. Оставшийся слева материковый берег умышленно потеряли из виду, отойдя от него подальше. Стало холоднее, нас принялись накрывать снежные заряды — периоды слепящей круговерти. Сигнальщики вышли из тёплых помещений внутри пустотелых мачт на палубу, поскольку стёкла залепило. Однако, это мало помогало — и на кабельтов было невозможно что-либо разглядеть. Скорость снизили до минимума, убрав почти все паруса, кроме единственного маленького стакселя. Судя по всему, нас сносило к востоку-северо-востоку в сторону льдов. Капитан Вася перешёл на мотор, под которым мы, кажется, шли в нужном направлении. Ориентиры по-прежнему отсутствовали, а команда в три смены непрерывно скалывала лёд — пошло энергичное обмерзание, в дополнение к которому ветер окреп, а волны начали изредка перекатываться через палубу.
Мою хозяюшку мигом прогнали с верхней палубы вместе с её любимым топором, которым она скалывала лёд вместе с матросами. Качка стала сильной, отчего обе няни буквально слегли — впервые в море бедняжки. Чарлик беззаботно дрых, в машинном уютно ворчал мотор… Софи чуточку растерялась, не понимая, что делать, но потом поднялась в рубку и заняла место рулевого. Вот не отнимешь у неё чуйки! Как-то уловила ритм набегания водяных валов, и судно пошло плавнее. Корпус перестал поскрипывать, а палубу больше не захлёстывало. Это в ситуации слепого движения ночью. И так трое суток.
Не то, чтобы без перерыва рулила — приходилось отлучаться, чтобы поесть самой и покормить сыночка, да и штатные рулевые набрались опыта. Потом ветер ослаб до сильного, снежные заряды прекратились, и стало видно беспредельное пространство, покрытое водяными валами с чубчиками пенных барашков. Нет, Софи не упала от утомления — она спустилась в штурманскую — здесь сейчас велись подробнейшие разборки по вопросу когда куда мы шли и с какой скоростью. Семьдесят часов пятиузлового хода это, между прочим, триста пятьдесят миль. Температура воды позволяет понять, что мы в Гольфстриме, хотя и заметно приостывшем. Ориентиры по-прежнему отсутствуют. После бурной дискуссии и определения времени последнего рассвета, отмеченного как смена кромешной черноты вокруг на
