— Господи… — прошептал Трошин. — Не может быть… Кто же эта крыса? Аргентум? Фармапром? Кто?
— Скорее всего, вторые, — нехотя сказал Золотов. — Эти точно могут.
— Что? — Трошин убрал руки, которыми обхватил мясистое лицо. — Что ты сказал?
— Фармапром.
— Почему? Откуда ты…
— Они предложили мне зама по науке…
Кровь схлынула с лица директора. Он застонал, как подстреленный кабан — протяжно, надрывно, словно это известие поразило его в самое сердце.
— Виталий… как же… — он вдруг схватился за грудь.
Двое мужчин подскочили как по команде.
— Леонид Маркович, — прошептал Лукин.
Но Трошин замотал головой.
— Все нормально. Сейчас… Пройдет… — Он отворил ящик стола, наугад выудил оттуда темно-коричневый пузырек с таблетками и закинул одну в рот.
Через пару минут мертвенно-бледные щеки и лоб порозовели. Он сидел, грузный и враз постаревший, глядя бессмысленным взглядом прямо перед собой.
— Я не согласился. Я ничего им не ответил, — сказал Золотов.
— Ты мог хотя бы предупредить. А теперь…
— А вдруг это не они? — спросил Лукин в повисшей тишине. — Конечно, они могли быть в этом заинтересованы, но ведь они также знают, что у Леонида Марковича племянник в министерстве, да и не только племянник. К тому же… какой смысл поднимать скандал на всю страну в канун эпидемии? Если об этом узнает президент, а он, поверьте, узнает, мало не покажется. Сорвать госпрограмму вакцинации — это вам не шутки. Зачем так рисковать даже ради пятидесяти миллионов? Все равно они свое получат, ведь они подрядчики — и без риска. Сумма поменьше, но…
— Резонно, — заметил Золотов. — Такой риск себя не оправдывает.
— Стоп! — сказал Лукин, посмотрел на Трошина и кивнул на экран монитора, стоящий у края стола. Директор редко пользовался компьютером, предпочитая делать записи в ежедневнике, но в кабинете Лукина стоял точно такой же блок Apple. В начале года институт закупил целую систему и связал компьютеры в сеть. — Работает же?
Трошин пожал плечами.
— Как поставили, ни разу не включал.
— Давайте попробую.
С этими словами Лукин под виноватым взглядом Золотова, который походил на проштрафившегося ученика, подскочил к компьютеру. Через пятнадцать секунд блок загрузился, Лукин, потирая ладони, запустил браузер.
— Сейчас мы им устроим. Кому писать? — спросил он, набирая адрес почтового сервера.
— Пиши Ковалеву, это пресс-атташе МВД и Зельцеру в Минздрав. А, еще Караваеву в Администрацию, мы только вчера обсуждали программу детской вакцинации, и он за нас порадовался, сказал, что Президент особо на нас рассчитывает в этом году. Мол, покажем, как наши ученые смогли сделать то, что пока никто не делал. Точно, Караваеву. Он им устроит, паразиты…
Курсор вертелся на белом экране и… ничего не происходило. Полоска загрузки замерла на одном месте.
— Что? — не выдержал Золотов.
— Не идет, — сказал Лукин.
Прошла еще минута. Он попытался ввести второй адрес, третий — безрезультатно. Никого движения.
— Сети нет.
Они посмотрели друг ну друга.
— Кажется, все серьезнее, чем мы думали, — откликнулся Трошин.
— Что было написано у него в удостоверении? — спросил Лукин, нажимая кнопки, хотя всем уже было ясно — заблокированы любые способы связи с внешним миром.
— ФСБ. Имя не помню. Майор Гаврилов или Галилов… как-то так. Но какое это имеет значение. Удостоверение можно подделать.
— Надо было позвонить в управление, пока была такая возможность и уточнить, — раздраженно сказал Золотов. — Так можно пускать любых мудаков с удостоверениями, купленными на трех вокзалах. Он, конечно, хотел уколоть Трошина — в отместку за его обиду, ведь, по сути Золотов никого не предал, а о предложениях, которые постоянно сыплются — он докладывать не обязан.
— Вот и позвонил бы, Виталий. Ты приехал через пять минут после меня.
— Но я не видел удостоверения, — парировал Золотов. — И вы мне ничего не сказали, кроме того, что у нас органы. Теперь получайте за свою халатность.
Трошин открыл рот, потом закрыл его. Возразить было нечего, Золотов, какой бы он ни был, оказался прав. Трошин подставил под удар институт и вообще всю программу, повел себя непрофессионально, а по сути — смалодушничал, струсил.
Он облизал сухие губы, хотелось пить, в кабинете сильно топили.
— Вот же черт… — тихо сказал Трошин. — Так глупо попасть… — он тяжело поднялся и подошел к окну, где возле фикуса на столике замер графин с водой. Налив стаканчик, выпил.
— Будешь? — кивнул он Золотов.
— Давайте, — ответил тот. — Хотя я не отказался бы и покрепче.
— Есть и покрепче, но… мне нельзя. А тебе могу налить.
— Буду благодарен.
Трошин вернулся к столу, где возле компьютера копошился Лукин, открыл одну из темных панелей, за которой располагался бар, доверху заставленный дорогим алкоголем. Каждый посетитель директорского кабинета, не без оснований полагая, что тот имеет отношение к медицине, вручал бутылочку чего-нибудь этакого — Золотов через плечо директора заметил этикетки японского односолодового Сантори Ямадзаки, Джек Дэниэлс и шеренгу коньяков…
— Ого, — вырвалось у него.
— Что желаешь? — спросил Трошин.
— Если угощаете, предпочту Сантори. В синей коробке.
— Губа не дура, — шутливо ответил Трошин. Достал коробку, распечатав ее, вынул бутылку.
Через пару минут Золотов вдохнул аромат одного из самых дорогих виски в мире и зажмурился от удовольствия.
— Нет худа без добра. Где еще такое попробуешь.
— Илья, ты будешь? — спросил Трошин.
— Нет, я не пью, — откликнулся тот, засев за компьютер. — Да где же оно? — едва слышно произнесли его губы.
— Ну как знаешь. А я, пожалуй, все же выпью.
Трошин налил себе виски в широкий стакан.
— Чертов день, — сказал он, глядя в окно, за которым плясали мелкие, точно сахарная пудра, снежинки, и опрокинул жидкость в рот.
