— Ладно вам. Будет до боли печально, если эта прекрасная ночь закончиться чьей нибудь гибелью. Давайте лучше порассуждаем, куда отправиться летом. Помнится мне днём мы говорили о Париже. Кстати, вам наверняка уже приходилось бывать там, — проговорил Павел, желая поскорее забыть об инциденте с Модестом.
— Приходилось. Но один раз. И то, в детстве, вместе с родителями, — пытаясь успокоиться, сказал Алексей.
— Значит, мы сделали правильный выбор. А из Парижа, потом, отправимся ещё куда-нибудь. Например, в Марсель. А на север вернёмся через Женеву и Безансон. Как вам сия идея? — продолжая держать товарища под руку, спросил Павел.
— Прекрасно, — кратко ответил Алексей.
И тут же подозвав лакея, они взяли с подносов по пирожному и ещё одному фужеру с шампанским.
Тем временем заиграла музыка и все снова отправились в пляс.
Незаметно настало утро. Ветреное и прохладное. Огромные залы Петергофа осветились вставшим из-за карельских лесов солнцем. Бушевавшее всю ночь веселье подходило к концу. В качестве последней композиции оркестр исполнял легендарную сороковую симфонию Моцарта, а слуги сметали с мраморных полов пятна пролитого вина и груды битой посуды. По широким белоснежным ступеням спускались компании юношей и девушек, на встречу новому дню и новой, полной превратностей, жизни.
Глава 2
Как и было условлено ранее, в самый разгар лета, а именно в последних числах июня, трое товарищей собрались ехать во Францию. А вернее плыть, сев на корабль до порта Кале.
Стояла летняя погода, с жаркими солнечными днями и душными знойными ночами, лишь иногда остужаемая порывами солёного балтийского ветра. Многие, покидая душный город, уезжали за город, иные, подобно трём юношам, устремлялись в дальние путешествия.
Встретившись на подъезде к морскому порту, доверху забитому корабельным лесом, идущим на экспорт в Англию, трое товарищей отправились на пристань, к месту, где их уже ожидал полуторговый-полупассажирский галеон британского торгового флота. Алексея неизменно сопровождал месье Марис, к Павлу, в качестве охранников и помощников, отец приставил двух здоровенных черкесов- Хабиба и Абдулу, а Людвиг взял с собой своего любимого пса Вильгельма. Две пассажирские каюты на галеоне были уже куплены заранее и путешественникам нужно было лишь подняться на борт.
Отплытие было назначено на раннее утро. Вечером, когда у моря было куда свежее и прохладнее, чем в городе, пассажиры отплывающих судов гуляли по пристани. Присоединились к ним и трое товарищей со своими спутниками. Людвиг, как всегда, играл со своим Вильгельмом, Павел, от души смеясь, о чём-то весело болтал с месье Марисом, Алексей молча и задумчиво смотрел на закат, стоя рядом с черкесами.
Вдруг, ненадолго оглянувшись, он заметил, как Хабиб, облачённый в чёрную длиннополую черкеску, с огромной белой папахой на голове, с неизменной рукой на рукояти кинжала, куда-то пристально смотрит, своим страстным и диковатым взглядом. Решив узнать, кто или что так завладело вниманием горца, Алексей обернулся, и также пристально стал рассматривать прогуливающихся по пристани. Не прошло и минуты, как его взгляд остановился на весьма странного вида паре, по всей видимости, также бывшей пассажирами одного из отплывающих кораблей.
Это был неказистого вида старикан, с брюхом, делавшим его похожим на бочку, в дорогом лиловом фраке, пышном напудренном парике и в мягких кокетливых сапожках, с отвёрнутой наружу верхней частью. Его круглое, с ястребиным носом, лицо было набелено до такой степени, что напоминало собой гомеровскую маску. С каждым шагом он тяжело опирался на увесистую толстую трость с костяным набалдашником. Слева от него, держа под руку своего спутника, шла безумной красоты девица. Высокая, предельно стройная, белокурая и голубоглазая она являла собой полную противоположность, абсолютный антипод, своего ужасного спутника. Он не годился ей даже в отцы и деды, поскольку вряд ли у столь дурно скроенного человека могла быть столь прекрасная дочь или внучка. Ещё нелепей казалась мысль о том, что они могли быть супружеской парой.
Позже, вечером, когда всем пассажирам велели подняться на борт, Алексей взглядом проследил как эта странная пара направилась к такому же английскому галеону, идущему в немецкий Росток.
Ранним утром, едва забрезжил рассвет, корабль отчалил от берега. Покидая Санкт-Петербург, он направлялся в английский Портсмут, по пути делая четыре остановки- в Стокгольме, Копенгагене, Амстердаме и северо-французском Кале, что, конечно же, отнимало время, но делало морское путешествие более интересным.
Прошло чуть больше суток, и утром следующего дня галеон бросил якорь в порту Стокгольма, а вечером подошёл к пристани. Земля Одина встретила той же летней жарой, хотя и не такой душной как в Санкт-Петербурге. По протестантски чопорный и нордически сдержанный Стокгольм производил достойное впечатление. Чистые улицы, аккуратные фасады многоэтажных домов, остроконечные шпили протестантских церквей- всё создавало оригинальный, хотя и холодный, колорит северного скандинавского города. Многим он напоминал русский Выборг, но в куда большем масштабе.
Наутро корабль уже отплывал в Копенгаген, и трое друзей, естественно, решили прогуляться по шведской столице. Но, узнав, что сии молодые люди прибыли из России, стоящие на часах солдаты не пустили их дальше портовой площади. Да ещё потребовали досмотра содержимого их карманов.
В это самое время Россия всё ещё оставалась в состоянии войны со Швецией.
Одновременно с русско-турецкой войной, пылавшей на черноморском юге, на балтийском севере гремела русско-шведская война. Как и турки, шведы хотели вернуть себе ранее утраченные территории. Минул почти год со дня решающего сражения, когда русская эскадра под началом адмирала Грейга нанесла поражение шведскому флоту у острова Гогланд в Финском заливе, по сути решившего исход войны. Но мир всё ещё не был подписан, и небольшие битвы и стычки всё ещё продолжались.
К полудню четвёртого дня своего путешествия они были уже в Копенгагене. Родина Ханса Кристиана Андерсона была также по-летнему тепла как Санкт-Петербург и Стокгольм. Выйдя на вполне свободную прогулку по Копенгагену, друзья забрели в крохотный и очень уютный трактир, где вдоволь наелись знаменитых датских фледегрьоди, а перед возвращением на корабль накупили целую уйму не менее знаменитых датских сладостей, кои уплетали аж до самого Кале.
Почти два дня провели в Северном море, в тот момент оказавшемся более ненастным, нежели Балтийское, а к вечеру седьмого дня подошли к Амстердаму.
Столица Соединённых провинций Нидерландов и родина знаменитого Рембрандта
