До поры отсиживающийся в Зальцбурге Генрих Крамер, как оказалось, уже некоторое время там не пребывал, тайно покинув пределы Священной Римской империи и оказавшись на французских землях. Именно оттуда раздалось его «Воззвание ко всем истинным христианам», в котором он одновременно нападал на нынешнего понтифика и обличал саму суть «оступившихся от истинного пути мирян и священнослужителей». В вину Александру VI и тем, кто его поддерживает, было поставлено почти всё произошедшее с момента избрания его Папой Римским и даже то, к чему он не имел прямого отношения, но вместе с тем «не содействовал отмене греховных законов и не делал и малейших усилий для обуздания греховности рода человеческого».
Царящая в Риме и не только роскошь среди князей церкви, «еретические» опыты алхимиков и иных. «называющих себя учёными», но создающими «угодные только дьяволу изобретения». Под последними, что и неудивительно, имелись в виду новые виды оружия, а особенно новинка под названием «воздушный шар, восхваляющий гордыню человеческую, богопротивно желающую вознестись к небесам не жизнью праведной, а при помощи дьявольских ухищрений». Особая ненависть, естественно, была относительно значительного урезания полномочий инквизиторов и по существу запрет вынесения приговоров с последующими сожжениями на местах. Это подавалось Крамером как потворствование даже не еретикам, но колдунам и ворожеям, о сути которых в библии говорилось прямо и открыто.
Ну и Савонарола, точнее, его смерть. Генеральный магистр доминиканцев прямо обвинял Александра VI и его сына Чезаре, короля Италии, в том, что именно они подослали убийц к «устроителю Царства Божьего на земле», в доказательство чему приводил признание пойманных убийц, подтверждённое перед лицом братьев-доминиканцев после полагающихся методов дознания. Понятное дело, что этими «полагающимися методами» были разного рода пытки, в которых духовные браться генерального магистра, создателя «Молота ведьм», знали толк. Вот и получили понятно какое «признание» от подходящих на роль убийц случайных наверняка людей.
Само по себе это было предсказуемым, но вся печаль для Борджиа состояла в том, что простыми воззваниями доминиканцев дело не ограничилось. Те инквизиторы, которые находились в землях, поддерживающих деятельность их организации, разжигали единовременно костры обыкновенные и посредством проповедей. В других местах их тоже кое-кто готов был слушать. Часть венецианского простонародья, кое-кто в Венецианской и Сиенской республиках, некоторые места Священной Римской империи, помимо чисто германских вольных городов, епископств и иных мест. Тут было и недовольство Борджиа как таковыми, и стремление получить больше духовной власти у некоторых епископов, и иные желания светских правителей разной силы и значимости. Всего хватало!
Всего и всех, но особенно во Франции, куда словно бы со всех сторон стекались наиболее значимые фигуры из числа крагов понтифика и итальянского короля. Пять кардиналов, все четверо из рода делла Ровере и примкнувший к ним уже довольно давно Джованни Батиста Зена, немалое число архи- и простых епископов, генеральный магистр Ордена Братьев-проповедников, а также лидеры цистерцианцев и картезианцев. Эти два Ордена более всего не устраивали именно давно и прочно наметившиеся послабления, уход от аскетизма, на котором во многом была основана их суть. Отсюда и поддержка Ордена святого Доминика и инквизиции, символом которой он являлся.
Но главное даже не то, КТО собрался, а ГДЕ происходило собрание. Авиньон. То самое место, в котором ещё сохранилась память о пребывании именно там понтификов. О последующем двоепапстве. Длительной борьбе за власть духовную. Учитывая же, что, по внушающим некоторое доверие слухам, в Авиньон собирался приехать сам король Франции Людовик XII Валуа… Почти никакой скрывающей будущее завесы и не оставалось.
И всё это во время крестового похода, причём похода успешного, заставляющего вспомнить таковые с первого по, допустим, третий, пусть и был нынешний направлен не на Святую Землю, а как освобождающий народы из-под османского рабства. Цели да, отличались, а вот успешность соответствовала. Только вот если успехи воинов-крестоносцев там, в османских землях, то здесь, в королевствах, откуда они отправились в поход, их нет. Значит и армии Италии с Испанией в немалой мере ослаблены, а потому силой вразумить готовящихся устроить раскол если и можно, то слишком опасно. А что Борджиа, что Трастамара очень не любили излишний риск. Потому и достигли того, что имели сейчас.
Слухи, сплетни, предположения… Они как лесной пожар в летнюю пору распространялись внутри Рима, Перуджи, иных городов, разносились на языках торговцев, захватывая всё большее число умов, острых и не слишком. И было бы совсем печально, не предприми Александр VI скорых ответных действий, чтобы не допустить совсем уж безумных, не имеющих ничего общего с действительностью предположений. Положение викария Христа, оно многое ему позволяло. В частности, ударить на опережение — не мечом, но словом, тем самым выбивая из рук устроителей раскола часть того оружия, которое они могли против него использовать. Иными словами, Родриго Борджиа вытащил из потайного до поры «ящика» ту буллу, которую они с Чезаре намеревались пустить в ход несколько позже, после триумфального завершения Крестового похода.
Впрочем, всем и так было ясно, что Османская империя уже проиграла несколько важнейших сражений и теперь мечтает лишь об одном — вылезти из неудачной войны, откупившись как уже де-факто потерянными землями, так и ещё несколькими кусками. Очень уж султан Баязид II боялся потерять трон вместе с жизнью. Не зря Чезаре Борджиа полностью поддержал намерение отца через посредников связаться с султанскими сыновьями, блазня тех возможностью стать султаном или же, на крайний случай, отколоться от империи, создав небольшое, но собственное государство. И не просто создать, но получить достаточно надёжные уверения о безопасности… лет на десять. Пусть настоящих восстаний против власти Баязида II ещё не случилось, но они вот-вот готовы были вспыхнуть, заставляя султана держать немалую часть войск для их возможного подавления, и забыть о том, что такое чувствовать себя в безопасности.
Родриго Борджиа понимал и поддерживал желание сына лично отстраниться от тайных сношений с представителями Дома Османа и никоим образом не быть причастным к любым обещаниям, которые может дать его отец. Если сын решил облачиться в незримый, но в то же время ощущаемый всеми доспех человека, никогда не нарушающего собственное слово… Во многих случаях это действительно помогало интересам семьи. В тех же, когда
