— Величайший грех — глупость и только она. Все остальные вторичны.
— И снова у тебя особенное мнение насчет самых известных истин, — улыбнулась подруга, глядя на суету там, внизу, в крепостном дворе. — Я не сомневаюсь, что в истории ты останешься как заметная персона. Но вот сколько же злобны и ненависти на тебя выльется… Тебе не страшно? А еще насчет того, что будет после… после конца. Я иногда боюсь. Столько мертвецов, пожарищ, криков. И они словно исчезли. Никогда и не снятся. Многим снятся убитые. Мне нет. Кому-то помогает исповедь, покаяние, жертвы церкви. А я не верю в это. Не в бога, а в покаяние и исповедь. А ты сам? Прости, что говорю об этом с тобой, бывшим кардиналом, Великим Магистром тамплиеров… Но с кем ещё можно вот так, чтобы поняли и ответили? Даже Мигель не до конца понимает.
Прорвало Бьянку. Своего рода крик души, очередная точка перелома. Такое случается у тех, кто всеми силами старается идти вперёд, постигать новое, стремится вверх, при этом поневоле заново осмысливая свою жизнь. Отсюда и возникающие «проклятые вопросы», на которые мало кто в состоянии ответить и даже не всегда могут правильно выслушать. Тут ещё и общество вокруг… своеобразное, очень сильно зашоренное «единственно верным учением», которое хоть и не марксизм, но тоже та ещё отрава. Хвала всем богам и демонам, что мне на вопросы Бьянки ответить не так уж и сложно. Вдобавок именно общение со мной и привело её к этому очередному переломному состоянию. Справимся… причём ситуация пойдёт ей исключительно на пользу, сделав девушку сильнее и более полно воспринимающей саму жизнь.
— Мертвецы чаще всего снятся тем, кто не был уверен, заполняя своё личное кладбище, маленькое или не очень, — начинаю отвечать, попутно приобняв подругу, которая однозначно только ей и останется. — А исповедь… Многим порой требуется выговориться, а к священнослужителям идут потому, что так научили с детства. Ну ещё потому, что уверены в тайне той самой исповеди. Как по мне, зря. Если поделиться чем-то важным с близким человеком, куда меньше шанс, что это станет известно пусть не всем вокруг, но тем, кому всё это знать совсем не полагается. Простых людей спасает лишь то, что их тайны сильным мира сего по большому счёту совершенно не интересны. А вот монархи, знать, разного рода члены советов, сенатов и прочего… Совсем иная картина, Бьянка, весьма нелицеприятная. Откуда ты думаешь Святой Престол так много обо всех знает? Не в последнюю очередь та самая «тайна исповеди», на деле ну очень выборочная.
— Нет в тебе никакого почтения к святым отцам, — улыбнулась девушка, начиная немного расслабляться.
— И сразу представился «святой» Савонарола со своим Царством Божиим, которым уже давно по всей Италии и не только детей пугают. Крамер с его кострами для «ведьм» и прочий мусор в рясах. Лучше уж я, пусть ни разу не святой, зато всегда могу и готов выслушать подругу, с которой много что связывает. Так что в любой момент, когда будет не по себе… обращайся. Исповедоваться не нужно, а вот поделиться тем, что беспокоит — это можно и даже нужно. Например, своим беспокойством насчёт будущего. Напрасным, к слову сказать, ведь оно ожидается ярким и очень насыщенным. Вот, к примеру…
Заболтать девушку — умение полезное, особенно в такой ситуации. Попутно капля за каплей из её разума выдавливается нахлынувшая хандра и прочее. Приятно осознавать, что разговор по душам действительно помогает Бьянке. Ну а всё касающееся неотвратимо надвигающихся переговоров и иных дел — с этим тоже справимся. А как только получится разделаться с делами тут — сразу обратно в Рим. Мда, я в Рим, а кое-кто через некоторое время из Рима. Может не сразу, но через несколько месяцев точно. Вперёд, как говорится, навстречу своей мечте. И пусть только попробует сказать, что она это не совсем так представляла. Мне нужна помощь с её стороны, причём не номинальная, а самая настоящая. Пусть одна юная и шебутная особа делом докажет свою готовность.
Глава 11
Приштина, сентябрь 1495 года
Всяк твари по паре! Это выражение как нельзя лучше характеризовало собравшихся в достаточно, но не чрезмерно большом зале в крепости Приштины с целью закончить — не на слишком долгий срок понятное дело, ибо у большинства собравшихся были свои резоны продолжить начатое — войну, которая уже прогремела по всем европейским странам, части азиатских и всем североафриканским. Мда, не привыкла Османская империя, что о неё так показательно и нагло вытирают ноги. Ничего, пусть привыкают! А для мусульманского мира в целом за последние годы это стало уже вторым крайне болезненным ударом. Какой был первый? Естественно, падение Гранадского эмирата и соответственно окончательное изгнание мавров с испанских земель. Окончательное и бесповоротное, без каких-либо серьёзных надежд вернуться, поскольку мощь образовавшейся Испании была куда как весомее, нежели силёнки Фесского эмирата Хафсидов и Заянидов. Объединиться же в единый кулак меж собой, да ещё присовокупить Мамлюкский султанат и Османскую империю… Не-а, не прокатило бы! Слишком велики были противоречия этих государств, так что «Полумесячного похода» ожидать точно не приходилось раньше, теперь и вовсе не тот расклад.
Совсем не тот. Те же мамлюки со злорадством смотрели на избиваемую крестоносцами Османскую империю, желая ей как можно более тяжёлого поражения. И даже не пищали относительно того, что и их торговые и иные корабли, оказавшиеся в море, непосредственно так топятся или захватываются нашими каперами. Просто временно ограничили до минимума выходы в море, надеясь пересидеть смутное время и ожидая, что после поражения османов всё вернётся на крути своя. И их в этом убеждении ненавязчиво так старались поддерживать. Пусть думают те мысли, которые нам полезны, тем самым оценивая ситуацию абсолютно неверным образом. Это сейчас война шла с Османской империей, а вот потом… Потом итальянская армия вкупе с союзниками охотно обрушится и на султанат, особенно если случится удобный момент.
Так или иначе, но тех же мамлюков тут не наличествовало. Да и откуда бы они взялись, в войне ни разу не участвуя! Только османы, только хардкор. Тот самый, в коем именно приближённые султана находились в позиции подготовленных к особо жёсткому изнасилованию… в переносном смысле, конечно. Содомитов среди нас не водилось, а
