На лицах наших передовиков учебы выражение: «Да и не очень-то хотелось!». У меня, наверно, такое же…
Парень, стоящий за… стойкой? Короче, управляющий музыкой, был настолько серьезен, что казалось, эту музыку он сам сочинял.
С лавок бдительно сканировали учителя.
Химичка, вредная как ее кислоты, будто ведро лимонов съела, впрочем, как всегда.
Историк, казалось, вообще отсутствовал, равнодушно скользя взглядом по стенам.
Наша классная, Алла, что-то говорила, классной «а»-шек. Та кивала в ответ.
Какая-то парочка скользнула к двери, скрывшись в полумраке коридора. Пора наверно и мне.
Ушел незамеченный. Теплый по-летнему, майский день, уже сменился еще ощутимой вечерней прохладой. Пахло свежестью, как после дождя. И сиренью.
Мимо больницы, вниз к мосту, привычной за многие годы, дорогой. Зачем ходил? Время зря тратил. Надеялся на что-то. Ну, будем честными, надеялся на девушку. Почему? Что были шансы? Не читал что-ли?
«… Марков-ботан», — всплыла характеристика, прочитанная в Светкином дневнике.
На что ты надеялся, Женя? Дурак! Сжал рукой бицепс, напряг. Мда, Шварценеггер просто… Раздражение хлестнуло по нервам. Почти бегом вылетел на мосток. Подкрашенная алой краской заката, рябь воды, равнодушно плескала в берег.
Света, Света. До того момента, как он прочел строки, написанные красивым почерком в ее дневнике, он полагал, что шансы еще есть. Наивный дурак.
Она казалась такой, своей, даже доброй, что-ли. Живут они в одном подъезде, в детстве бывало, вместе бегали. Тогда все проще было. Потом она стала красивой девушкой, а он… да. Стал…
…Туфли с высоким каблуком стояли рядом, на колготках змеилась затяжка. Завитые локоны, тряслись в такт рыданиям. Фигура, в смелом открытом платье, сгорбилась.
И вот и она, Света. Он видел, она танцевала с Колей своим, из 9 «а», а теперь вот бежит грязноватый ручеек по щеке. «Косметике, хана» подумалось мимоходом. Что она делает здесь, в самый разгар веселья? Поссорились?
— Свет, все нормально? — вдруг вырвался совершенно идиотский вопрос, когда приблизился.
Хотел просто пройти, черт. Конечно, человеку, когда нормально, плакать же хочется. Вот, я дятел.
— Нормально, — буркнула та, не оборачиваясь.
— Может тебя до дому проводить? — осмелился он, удивляясь себе.
— Да пошел ты, — вдруг резко бросила девушка, по-прежнему стоя спиной. Он отшатнулся, не ожидая столь резких слов.
— Извини, — выдавил он.
— Что, извини?! — вдруг обернулась Света. — Что ты тут ходишь?! Что тебе надо?!
По щекам от уголков век, протянулись две черные дорожки. Красноватые глаза казалось, метали молнии, волосы разлетелись под порывом ветра, верхняя губа приподнялась в оскале, даже пальцы скрючились, как когти. Невольно, сделав шаг назад, выставил руки вперед, в примиряющем жесте. Но ни одного слова вставить не удавалось. Девушка видимо вошла в раж.
— Проводник долбаный! — накал все повышался, ее голос дрожал от ярости. — Вали отсюда!
Молчание видно распаляло еще больше слов.
— Урод! А все туда же! До дому проводить! — передразнила она. — На хрен ты, кому-то нужен!
Она в запале наступала на него, умудряясь нависать, будучи меньше ростом. И в конце концов, наткнулась грудью на руки, рефлекторно выставленные вперед.
— Ах ты! — голос сорвался в ультразвук и в вечерней тишине, звонко шлепнула пощечина. Голова мотнулась назад и от неожиданности он чуть не сел.
— Не смей ходить за мной! — прокричала она, почти ему в ухо.
Когда опомнился, ее уже след простыл. Лишь туфли, забытые в порыве гнева стояли на там, где она их бросила.
Щека горела как обожженная. В растерянности, он подхватил ее обувь и побрел к дому. Хаотичные обрывки мыслей, ремешки туфлей, зажатые в руке. Вечерний парк.
— Что-то я ничего не понял, — пробормотал он, потирая след от удара.
Выйдя из лифта на ее этаже, он немного постоял в замешательстве. Звонить и отхватить новую порцию? Нафиг. Подумав, повесил туфли за ремешки, на ручку двери. Если найдет, то и ладно, не найдет, подумает, что сама потеряла.
Вот так закончился тот день. Позже, стоя на балконе, он подумал, как люди привыкли вымещать зло на тех, кто ответить не может. В каждом классе их школы, был такой человек, который нес на себе бремя козла отпущения. В их классе это был он…
День сегодняшнийЩелкнула входная дверь, и привычный, щемяще родной, запах маминой квартиры проник в нос. На вешалке висело ее старое зимнее пальто. Она ходила в нем, когда Женя учился в школе…
… Он не сразу понял тот холодный официальный голос, сообщивший он том, что мама в реанимации. Сердечный приступ. Такая-то больница, туда-то звоните. Он был у нее накануне, и ему показалось, на мгновение, что цвет ее лица приобрел какой-то неестественный, восковый оттенок. Тогда больно кольнуло в груди. Давно забытое ощущение страха за другого человека…
Когда уходил, долго не мог насмотреться на нее, сердце сжимало как-то нехорошо. Мама даже спросила, все ли с ним в порядке. Он поцеловал ее в щеку и погладив по плечу, вышел за дверь. Попрощался на словах он уже несколько раз…
… Мама умерла во вторник. Ему позвонили из реанимации и каким-то будничным голосом сообщили об этом факте. Самое странное, он тоже ничего не испытал. Единственный ему родной человек, ушел, а внутри, будто все уже выгорело и болеть было уже нечему…
Он повешал куртку на вешалку, из коридора заглянул в свою комнату. Мама так и не изменила ничего, все было так, когда он покинул родное гнездо, отправившись в свободное плавание.
В гостиной, в углу, на кресле лежали сумка и вещи тетки. Наверное, они все еще на поминках сидят, на пару с приехавшей пару дней назад Светой, ее дочерью, имитируя заботу о той, которая при жизни от них слова доброго не услышала…
…За стеклом посудного шкафа, среди редко расставленных чашек и тарелок, стояли фотки. Несколько
